Беру его под руку и вывожу из ванной комнаты.

— Мы готовы, — объявляю.

Никаких, естественно, торжественных звуков фанфар по поводу нашего выхода «в свет» не раздаётся. Наоборот, хмырь, хоть и сам с бодуна крепкого, с некоторым сомнением на нас смотрит — в каком, мол, смысле готовы? Зато особый порученец президента нормально ко всему относится — видать, не внове ему лиц высокопоставленных в таком виде сопровождать.

— Прошу, — говорит и дверь из номера перед нами открывает.

Прихватываю я по пути чемоданчик «атомный» с презентом для президента и под руку с Сашком в коридор выхожу.

Заводит нас порученец в лифт, но вместо первого этажа почему-то вверх везёт. «Уж не ловушка ли это какая цээрушная?» — в голове мысль шальная мелькает, но я её, будто муху назойливую, отгоняю. Что мне козни их политические, когда Пупсик всегда со мной «на проводе»?

И действительно — никакого подвоха. Выходим мы из лифта на крышу отеля плоскую, и вижу я перед собой вертолёт замерший.

— Прошу, — жест приглашающий теперь уже в сторону «стрекозы» особый порученец повторяет.

Да уж, хоть и у самого пара вертолётов есть, но до такого сервиса, чтобы на крышу дома их сажать, мы ещё не дожили… А нехреново было бы в Думу на вертолёте лётать!

Президент нас на лужайке своей загородной резиденции встретил. В костюмчике белом для гольфа, с улыбкой радушно-лучезарной, всему миру известной. На газоне пару тентов-зонтиков раскрытых, под каждым по столику со стульями. И штук шесть мордоворотов по периметру лужайки торчат, по сторонам глазами постреливают, словно только что известие получили о готовящемся покушении. Ещё один «горилла» от президента ни на шаг не отходит, и такое у него на морде выражение сурового «отрешения» от мира, будто в следующую секунду ему первое лицо государства грудью прикрывать придётся.

Порученец, как нас на лужайку доставил, даже из вертолёта не вылез и тотчас в нём и улетел. Иду я по травке стриженой к президенту Блину, Сашок, само собой, в кильватере с чемоданчиком «атомным» следует. Делает и Блин пару шагов мне навстречу, и мы друг другу радушно руки жмём, слова протокольные говорим.

— Весьма польщён личным знакомством.

— Искренне рад встрече.

— Как вам у нас нравится? — дипломатично интересуется Блин.

Оглядываюсь я вокруг, на виллу его оценивающе смотрю и выхожу за рамки протокола:

— Ва-аще нормалёк. Но моя усадьба под Москвой покруче будет.

Мордоворот, что рядом с Блином ошивается, к уху его наклоняется, шепчет что-то. Не «гориллой» он, оказывается, а переводчиком здесь служит. Вот уж никогда бы не подумал — по габаритам его только за громилу принять можно, к тому же на морде ни тени интеллекта нет. Впрочем, мой Сашок тоже не из хилых будет…

Смеётся заразительно переводу президент Блин, но в то же время головой недоверчиво вертит.

— А чего спорить? — плечами пожимаю. — Приезжай в гости — сравним.

Снова смехом заходится президент-хохотун.

— Может быть, может быть… — неопределённо обещает.

И тут до меня доходит, что не на равных мы с ним беседу ведём.

— Вот президентом России стану, — гонорюсь неожиданно для самого себя, — обязательно официальное приглашение пришлю.

— И это вполне возможно, — серьёзно соглашается Блин. — Я с утра газеты просматривал: весьма лестные отзывы о вашей лекции конгрессмены высказывают…

Сашок, что мне на ухо почти синхронно переводит, на этой фразе икает громко и запинается. Оглядываюсь я недоумённо и вижу: глаза у него из орбит очумело вылезли, и пот ручьями по морде струится. То-то и оно! — думаю злорадно. Говорил я тебе, что конгрессмены меня на пьедестал вознесут, а ты не верил.

Блин же его реакцию по-своему истолковывает.

— Что это я вас на солнцепёке держу? Прошу под тент. И пиджаки можете снять — у нас ведь неофициальная встреча.

Садимся под тент, пиджаки на стулья по-свойски вешаем.

— Скоч*? — предлагает Блин «освежиться». * [2]

— Ага, — киваю, хоть толком и не знаю, что это за напиток. — А моему переводчику виски чистое со льдом.

Здесь переводчик президента мешкает почему-то, а затем что-то долго и пространно шепчет на ухо Блину. Но того разночтением языковым не прошибёшь.

— Тогда Борису, как мне, — тихо рекомендует переводчику и с сомнением на Сашка смотрит. — А… ему не повредит?

— Поможет! — заверяю.

И действительно, хлопает Сашок стаканяру жидкости тёмно-янтарной, льдом зажёвывает и на глазах оживает. Я же скоч этот самый, блеклый, как и в стакане у Блина, лишь пригубливаю и морщусь про себя, хотя внешне недовольство никак не проявляю. Такое пойло разбавленное мне подсунули, что грудным детям вместо молока давать можно.

— Борис… Это, наверное, в России одно из самых распространённых имён? — тень на плетень Блин наводит, по-светски треплется, вокруг да около пляшет, основную тему разговора затушёвывая.