Тиктин снял с листа руку и поправил пенсне

– Это проект пока.
– Глянул поверх пенсне на Таню - Вот-с Самодержавность народа Нет! виноват: Правовое самодержавие народа

Воля народа,

Cчастье его,

Свет и свобода

Прежде всего

Бальмонт... Когда обеспечены основные права гражданина и этим поддерживается законность в государстве, народоправство делается правовым. Самодержавие народа в издании им для себя законов, то есть во власти зако-но-дательной, - Тиктин глянул на жену, на Таню.

– Ну-ну!
– и Таня стукнула каблучком под столом

– Законы, которые определяют форму правления, права властей, учреждений, их обязанности и взаимные отношения называются основными или конституцией. Она устанавливается на долгое время, и все остальные законы должны вытекать из нее. Таким образом, всякое свободное, - громко прочел это слово Тиктин, - государство должно быть правовым, а следовательно, и кон-сти-ту-ционным

И он хлопнул ладонью по листу

– Хорошо, хорошо, а дальше! Дальше-то что?

– Свобода слова! И печати, - Тиктин ткнул Таню глазами, - является прямым следствием признания свободы совести

– Слушайте! Перейдемте туда, - сказала Анна Григорьевна, - а то здесь сейчас накрывать будут

– Нельзя минуточку?
– досадливо сморщился Тиктин.

– Ведь смотри сколько, - Анна Григорьевна поддела пальцем листы

– Эх! Ну ладно!
– Тиктин сбросил пенсне, подобрал листы и, не глядя ни на кого, прошел в кабинет, запер за собой дверь.

– Ну, я пойду!
– и Таня встала.
– Спасибо, только что пила. Честное слово.

Рыбкой

ВИКТОР качнулся и толкнул Фроську.

– Спит? Свет, говоришь, горит? Фроська сдергивала рукава шинели.

– Папаша? Какой папаша? А! Приехал?

Виктор раскидистой походкой пошел по коридору, повернул лихо ручку, распахнул дверь, шагнул и качался, держась за ручку

Петр Саввич сидел у Груниной постели, подобрал ноги под стул и аккуратно переплел руки на груди

Он минуту глядел на Виктора и молча, с улыбкой кивал головой

– Здрасс-сте - Виктор все еще боялся отпустить дверь Петр Саввич поднялся и протянул обе руки, зашагал к Виктору

– Здравствуй, здравствуй! По письму по твоему прикатил!
– он положил Викторову руку к себе на ладонь, а другой прихлопнул с размаху. Сунулся поцеловаться. Но Виктора качнуло назад. Поцелуй не вышел Груня спускала ноги с кровати В желтом капоте Исподлобья глядела на Виктора, на отца.

– Откуда же?
– и Петр Саввич выпустил Викторову руку - Гуляли?
– и шаг отступил назад

– Чай пить будешь?
– Груня смотрела в стену на ходу

– А непременно, не-непременно. Очень рад. С начальством, - сказал Вавич, когда Груня вышла, и моргнул бровями.

– Да-да, - говорил Петр Саввич торопливым голоском, - знаю, знаю. Это уж как же Не откажешься тут. Тут уж конечно. Куда деться?

– Хочешь служить, - вдруг громко вышло у Виктора, - и другим хочешь дать служить, - Виктор с закрытыми глазами наклонил голову, - так уж, - и он вдруг строго глянул на старика, - не отказы-вайся!
– и Виктор помахал пальцем перед носом у Петра Саввича. Даже чуть хлопнул по кончику. Служить надо уметь, - говорил Виктор в столовой, откинулся на кресле. И вдруг глянул на Груню. Груня тяжелыми глазами глядела из-за медного чайника с того конца стола.
– А чего?
– Виктор подкинул подбородком на Груню. Теперь, голубушка, уметь надо. А не шляпой... какой.

Петр Саввич покачивался на стуле и тер в такт коленки. Он глядел на Виктора и мигал меленько.

– Пей да ложись, лучше будет, - сказала хмуро Груня, - наслужился. Груня запахнула крепче желтый капот, встала, вышла из комнаты.

Петр Саввич поднял брови и чуть дернулся головой за Груней и скорей замигал на Виктора. Нагнулся.

– Женщины не понимают, - прошептал Петр Саввич.

– А чего там?
– громко говорил Виктор.
– Очень просто. Вон пять человек городового охраняют, а я один... один хочу.
– Виктор сел в кресле боком.
– А почему охрана - понятно: запросили городовых-то! Ах, грабят! Ах, режут! Ой, гевалт!
– кричал Виктор.
– Что? Не вкусно? Пожалуйста - вот вам городовые, так умейте беречь. А то бьют, как баранов, на каждом углу, а все смотрят. Когда вот жидов стали бить, так "ой-вей, где городовой?" Городовой пусть ото всего... ото всего народа пусть заслонит, - и Виктор растопырил руки.
– А когда городовых стреляют, так это так и надо! Кто ж за городового-то!
– орал Виктор.

Он встал. За спиной Фроська затворила дверь из коридора.

– Спит как бы, быть может, мешали, - сказал Сорокин шепотом.

– Спать? А сейчас спросим!
– и Виктор криво застукал в дверь - к Груне.

У Груни было темно.

– Мешаем? Спать, спрашиваю, мешаем?
– громко, с треском спрашивал Виктор.

Никто из темноты не ответил.

– Как угодно-с!
– Виктор повернул назад, дернул дверь. Дверь отскочила назад, возился, запирал. А тут Петр Саввич все шепотком: