– Ага! Вот оно что. Вот, оказывается, в чем дело. Тебя вызывают в эту ужасную организацию...

– Ты говоришь это таким тоном, словно не телефонограмму прочитала, а записку от любовницы.

– Валентин. Скажи мне честно. Это очень серьезно?

– Просто очередная неприятность по работе, я не хотел волновать тебя...

– Не пытайся меня утешить. Опять ты хочешь обмануть меня. Ты ведь главный... У тебя много завистников - я знаю.

– Ну хорошо. Только успокойся. Садись сюда, мой домашний контроль. Обо всем доложу.

– Только не пытайся что-либо скрыть.

– Эта история опять из-за той же дурацкой пластмассы. И все можно объяснить очень просто: нам, то есть заводу, невыгодно выпускать новые шрифты...

– Я понимаю - опять эти тонны. Так и скажи об этом на своем контроле. Рубани правду-матку.

– Понимаешь ли, Оленька, прямо нельзя. Когда говоришь с женою, то правду-матку можно. А там, наверху, не любят, когда вину сваливают на других. Им важно найти стрелочника. И в данном случае - стрелочник это я.

– Тебя могут снять с работы?

– Не думаю. Сейчас не те времена. Ну, проработают, накачают... Теперь это называется - профилактика.

– Нет-нет! Все равно ты должен оставаться принципиальным и выложить им все. Я за то и люблю тебя, что ты всегда борешься за правду.

– Вот видишь, какая ты у меня умница. И поэтому ты должна меня понять: я же не могу так прямо и заявить: "Мы не делаем, потому что нам это невыгодно". У меня тогда партийный билет потребуют выложить.

– Неужели может дойти до этого? Ты меня пугаешь.

– Нет, до этого еще далеко, я уверен. Разве я виноват в том, что у нас такая система планирования? Мы с директором все обсудили... Всю линию поведения.

– Но у нас не любят объективных причин. Они их боятся. Недаром было сказано - субъективизм.

– Оленька, прости меня. Конечно же я должен был сразу рассказать тебе обо всем. Ты у меня настоящая жена главного инженера. Вот поговорил с тобой - и на душе легче стало.

– А на дачу мы все-таки поедем. И я надену твой любимый купальник...

15

12.05.

– Почему же вы не отвечаете, товарищ Глебовский? Я готов повторить свой вопрос - в чем ваша вина?

Глебовский наконец принял решение.

– Наша вина в том, - твердо говорит он, - что мы не сумели вовремя добиться решения этих вопросов.

– Только и всего?
– Воронцов сильно удивлен. Карандаш встал торчком. Вы слышали, товарищи члены комитета? И, кажется, это было сказано на русском языке?

Но Глебовский упрямо стоит на своем. Волевой и упрямый, что правда, то правда.

– Да, я готов повторить это. Я сказал то, что думаю и что есть на самом деле.

– Хорошо, товарищ Глебовский. В таком случае разрешите мне помочь вам с ответом.

– Я сказал все, что мог. Разрешите мне идти?
– Похоже, Глебовский чего-то недоговаривает. Интересно, каким он был на фронте? Там, наверное, рубил напрямую. Я хорошо понимаю Глебовского: тоже когда-то был молодым и дрался за принципы. А сейчас и я научился дипломатничать. Время идет, и все мы потихонечку, незаметно для самих себя становимся центристами...

Но Воронцов еще не собирается торжествовать победу. Глебовскому уготовлен новый сюрприз.

Время 12.15. Жара густеет по углам. Похоже, что в повестку дня мы не уложимся. Хорошо еще, что перекальных ламп не зажигают. Осветитель по-прежнему скучает в углу.

– Подождите, товарищ Глебовский. Сейчас мы послушаем выступления других ораторов.
– Воронцов заглядывает в бумажку: - Слово имеет товарищ Анисимов.

Услышав, что его вызывают, у окна, ближе к столу председателя, поднимается невысокий мужчина с белым бескровным лицом и сплющенным лысым черепом.

– Слушаю вас, - говорит он с готовностью. Вся поза говорящего, поворот головы, интонация голоса как бы подчеркивают его всяческое уважение перед столь высоким собранием. Он выходит к трибуне и встает рядом с Глебовским.

– Объясните комитету, товарищ Анисимов, почему вы до сих пор не освобождаете общежития?

Лысый начинает барабанить скороговоркой:

– В этом году, Николай Семенович, в нашем районе почти не было нового ввода. К тому же мы выполняем известное вам решение о предоставлении жилой площади в первую очередь инвалидам Отечественной войны второй и первой группы. Это решение в настоящее время почти закрыто нами целиком на сто процентов. Тем не менее я должен доложить комитету, что товарищ Глебовский, мягко говоря, не в курсе дела: решение райисполкома о выводе общежития со шрифтолитейного завода уже состоялось, и оно безусловно будет выполнено.