Приметив это, Евгения заставила меня подняться из-за стола и я, послав всем воздушный поцелуй, отправилась спать. Алекс Стахов казался далеко-далеко, будто находился на другом облачке. Как жаль, что мы летим на разных облаках, рассуждала я, с невероятным удовольствием плюхаясь в прохладные, как море, простыни.

Хорошо, что человек не знает своего будущего. Если бы он его знал…

Я не знала и была вполне счастлива, уплывая в штилевые сновидение. Последняя мысль была почему-то о снеге. Знаю, в Москве его выпадет много. Снег — это мороженое неба, улыбаюсь во сне, и когда падают снежинки, и ты их ешь, то, наверное, возникает впечатление, что уплетаешь вкусные пломбирные кусочки небосвода.

Новый день начинался так, будто вчера не происходило ровным счетом ничего. В квадрате открытого окна развевался сине-зелено-желтый стяг живой вечной природы, и прошлые суматошные сутки вспоминались с недоумением. Единственное, что было приятно вспомнить: наш с Алексом подъем в кабине лифта, ощущение пьянящего желания, чтобы меня всю сжали до боли и целовали-целовали-целовали. Должно быть, наш Творец невероятный затейник, коль придумал такую странную потребность женщины в мужчине и наоборот.

Потягиваюсь от удовольствия жизни, чувствуя чистоту утреннего ветра за окном, простыней, собственного тела и помыслов. Жить в грязном мире и оставаться незапятнанным? А почему бы и нет? Все зависит только от тебя. Хочешь быть свиньей — будь! Хочешь быть птицей — будь! Хочешь быть морем… Все будет хорошо, настраиваюсь на будущее, все будет прекрасно…

Евгения ещё спит и её лицо напряженное и хмурое, как осеннее дождливое утро. Должно быть, она и в сновидениях с кем-то сражается. Мне повезло, что нахожусь под её защитой и защитой моих новых друзей, включая несравненного Алекса Стахова.

Я вчера с ним не попрощалась толком — засыпала на ходу. А «толком» это как? Послала всем воздушный поцелуй. И ему тоже. Думаю, в следующий раз надо чмокнуть Сашу в щеку. Намекнуть, так сказать, на чувства, меня обуреваемые. А то он так никогда не догадается, озабоченный глобальными проблемами безопасности в стране и мире.

Потягиваюсь, поднимаюсь и шлепаю в ванную комнату, накинув халатик. В квартире — приятная утренняя тишина. В детстве любила просыпаться раньше всех и бродить по комнатам. Правда, раньше всех пробуждалась бабушка, да это не в счет.

Она приехала в Дивноморск, когда мама решила: мне лучше не ходить в детский сад. Возвращалась я оттуда вся издерганная и заплаканная. Почему? Мне не нравился детский сад. Там пахло, как в больнице, там заставляли спать днем, а нянечки ходили злые, усатые и напоминали плохих бармалеев. Еще приходил доктор. Он был такого длинного роста, что я видела лишь его мешковатые с пузырями брюки и стоптанные туфли. Врач надевал белый халат, и нянечки вели к нему детей. Многие из нас боялись человека в халате. Когда мы плохо ели или не спали в «мертвый час», воспитательницы пугали: вот прийдет дядя доктор и сделает нам, непослушным, «бо-бо». Наверное, поэтому я так нервничала и плакала: не хотела жить в постоянном страхе и ожидании боли.

Слава Богу, выход был найден: бабушка! И она приехала, и я не стала ходить в детский сад. Помню то сладостное и приятное чувство свободы, когда, оставшись дома, принялась гулять по ещё спящему родному дому. Затем пришла на кухню — там бабушка лепила вареники с сочной и рубиновой по цвету вишней.

Я обожаю вишню — сейчас весь юг в этой вишневой радости, вспоминаю свою малую отчизну и наполняю водой джакузи. Жаль, что она не морская, я бы легко представила себя на море.

Опускаюсь в воду — она теплая и напоминает о мелком дивноморском лимане, нагретом за день солнцем. Что готовит сегодняшний день — мне?

Приятно осознавать, повторю, что ты защищен от грозного и грязного реального мира. Это позволяет мне оставаться самой собой. Моя открытая красота провоцирует многих, мечтающих завладеть не только моей душой, но и телом. Зачем это им надо? Уверена, чтобы обмазать грязью и сказать: она такая, как все. Я — как все?..

Плыву в невесомой неге, будто нахожусь на покойных морских волнах. Все будет хорошо, повторяю, точно заклинание, пока есть море, никакие грязевые потоки…

И улавливаю движение за цветной шторкой. Что за чертовщина!? Снова беспечный Павлов решил плюхнуться на занятую водную территорию? Осторожной рукой сдвигаю завесу и с изумлением обнаруживаю: нахожусь в некоем полуподвальное помещение, стены которого в белой кафельной плитке. Потом вижу столик с дежурной лампой, стул, медицинскую кушетку, умывальник.

Затем слышу, как открывается тяжелая металлическая дверь. Из полумрака появляется некий невнятный человек в белом халате. Он пятится ко мне спиной, словно что-то тащит за собой. Потом с ужасом понимаю: он волочет бездыханное тело молодой девушки, её левая нога в туфельке, а правая — нет. И я замечаю смертельную восковую нежить ступни. Страх душит — я хочу закричать и не могу. Между тем, человек в халате укладывает тело на кушетку. С заметным облегчением опускается на стул, находящийся у стола, где дежурит лампа. Я вижу в её световом круге стоптанные туфли, вижу мешковатые брюки с пузырями на коленях… Я вновь пытаюсь закричать и не могу: кляпом страха забит рот. У человека за столом нет лица — маска, знакомая мне новогодняя маска веселого новогоднего зайца.