— И что делать?

— Жить, — ответил охотник на людей. — В предлагаемых условиях. И действовать.

— Действовать?

— Ты действуешь, как договорились вчера.

— А как мы договорились? — искренне забыла.

— Маша, — с укоризной проговорил Алекс. — Ты должна играть простушку. У тебя роль доверчивой жертвы.

— Жертвы? — вздрогнула.

— Что-то не так, Мария?

— Не знаю, — поежилась. — Такое впечатление, что ко мне липнет всякая грязь.

— Если я тоже грязь, — рассмеялся менхантер, — то лечебная. — И попросил, чтобы я рассказала о своих страхах и подозрениях касательно сумасшедшего «поклонника».

Врагов у меня нет, утверждаю. Откуда явился в мою жизнь этот психопат не знаю. И знать не хочу. Может быть, реализовался из моих детских кошмаров. Например, в «садике» нас ежемесячно проверял врач, мы его боялись, и однажды мне привиделся кошмар, в котором этот дядечка в медицинском халате хотел отрубить мне пальцы на руках и ногах. Или ужас с учителем химии, любителем растворять в кислоте непослушных учениц, предварительно расчленив их на удобные кусочки.

Выслушав мои душевные откровения, охотник на людей издал нечленораздельное мычание, мол, всякое видал, но такие сложные психические завихрения? И у кого? У такой миленькой простушки?

— Подобное на яву происходило?

— Слава Богу, нет.

— А Евгения говорила о каком-то скандале, — напоминает, — на море?

— Там я не жертва, а — наоборот, — и коротко рассказываю о конфликте между приморской девочкой и приезжим столичным донжуаном.

Выслушав меня, Стахов неоригинально заключает, что истоки сегодняшних моих проблем могут заключаться в давнем происшествии.

— Не думаю, — сомневаюсь.

— Почему же, — не соглашается менхантер. — Месть за позор.

— Он же инвалид. И голос по телефону не его.

— Друзья, родственники… Ты не знаешь людей, Маша.

— Да, знаю я их, — искренне убеждаю в обратном. — Люди, как люди. Только квартирный вопрос их испортил, — вспоминаю классику. — В нашей истории не может быть все так просто. Это я чувствую. И потом: что мешает нам найти этого Арнольда?

— Умная девочка, — смеется Алекс. — Ничего не мешает: человек не иголка в стогу сена, — и задает несколько уточняющих вопросов, касающихся времени отдыха вышеупомянутого гражданина.

Я понимаю, что охотник на людей, действительно, решил прихватить за шиворот пострадавшего от меня и злосчастного шулера по жизни, и повторяю: это маловероятно, не способен Арнольд участвовать в страшилках, для этого нужно обладать хотя бы твердостью характера или необыкновенной вредностью, или недужить некой фанатичной идеей.

— Разберемся, — говорит на это Стахов. — Не люблю идиотов.

— А кто их любит, — смеюсь я. И вспоминаю о господине Шопине. По ассоциации, наверное. — А как наше высокопоставленное идиото?

— Как-как?

Я поясняю, и мой спутник качает головой: попадись под критику такой дерзкой и резкой. Я же интересуюсь: будем ли дальше работать по «Шурику» не пора ли тому показать место, где раки зимуют.

— А где они зимуют?

— На урановых рудниках.

— О, Боги! — всплескивает руками за рулем Стахов. — Маша, прекрати! Я сам тебя уже боюсь.

— Меня не надо бояться, — веселюсь. — Меня надо любить. Но на расстоянии.

— Извини, я не могу сейчас отбежать, — смеется Алекс и утверждает, что работа по г-ну Шопину продолжается. — Не волнуйся, родная, без тебя мы, как без рук.

— Спасибо за доверие, господа!

— Да, пожалуйста!

На этом наше утреннее путешествие по столице заканчивается — джип тормозит у Центра моды. Скептически глянув на здание из стекла и бетона, Стахов делает неожиданный для меня вывод: вот она, кузница российского порока. Я возмущаюсь: ничего подобного, в каждом деле встречаются дураки и подлецы; по ним судить всех?

— Ты полна иллюзий, — говорит Алекс. — Будь аккуратна.

— Я аккуратная девочка, — отряхиваю джинсики.

— Я не про это.

— Про что?

— О твоей встрече с господином Соловейчиком…

— И что?

— Не забудь, что твоя роль — роль жертвы. Наивной дурочки. Ты меня понимаешь?

— Дяденька, я — дурочка, — говорю писклявым голоском и «собираю» глаза на переносице. — Мы не местные, дайте на хлебушек.

— Мария, — укоризненно говорит мой боевой товарищ. — А ведь нас слушают на «Лубянке».

— ?!

— Будут слушать, — уточняет.

— А ты противный, — и выбираюсь из автомобиля. — Буду такой, какая есть, — показываю язык охотнику на людей. — Вот так вот! — И вильнув тем, чем виляют в подобных случаях, независимой походкой удаляюсь в обитель, как считают некоторые граждане, порока.

Ну и пусть — порока! Сточные воды все равно не могут загрязнить море!

Встретив в коридоре нашего блистательного арт-директора Хосе узнаю: меня уже спрашивал господин Соловейчик, вах! Прекрасно! Может, «обрадовать» его новостью о гибели бывшей манекенщицы Беллы. И посмотреть на выражение лица ловчилы от моды. Хотя, какое может быть выражение у того, кто ладит свою копейку на чужих и доверчивых, как дети, судьбах? К сожалению, не могу идти на такую провокацию. Я должна играть роль провинциалочки, готовой ради карьеры топ-модели на все.