Что тут началось! Рэкетиры врассыпную бросились от «Камаза», кто-то пару раз пальнул совсем в другую сторону, главарь заорал:

— Все в машину! Линяем, на хер!

Я с наслаждением рассадил последнюю фару, быстро поменял пустой барабан нагана на запасной, и выстрелил еще два раза в след уезжающему джипу, тускло светящемуся габаритами, один раз попав в колесо. Внутри джипа орали так, что даже мне было слышно, и я испугался — не подранил ли я кого? Но это навсегда осталось для меня тайной. Рэкетиры сноровисто удирали по полям, и вскоре шум мотора джипа стих в дали. Я в полной темноте вылез из-за куста, нервно закурил, с удивлением заметив, что у меня трясуться руки. Так, с трясущимися руками, сжимая в зубах сигарету и держа пляшущий наган наизготовку, я подошел к «Камазу». В кабине горел свет, распахнутые дверцы напоминали почему-то поднятые вверх руки… «Победитель, екэлэмэнэ!», — подумал я про себя, представив, как выгляжу со стороны испуганные глаза на испачканном лице, прихрамывающая походка, дедовский наган, дребезжащий в руке. Дедовский-дедовский, а не подвел!

Сзади раздался шорох — я резко обернулся, вскидывая револьвер — в неярком свете кабинной лампочки по кустам крался Смирнов, сжимая под мышкой портфель.

— Вылезайте, Смирнов! — крикнул я ему: — Все в порядке! Где водитель?

И не дождавшись ответа, заорал:

— Саня-я! Са-аня-я!

— Тута я… — раздался откуда-то сзади голос Пеклеванного: — Свалили, суки! Ну ты крутой, Серега! Не, в натуре, я и не думал! Выпить хочешь? У меня есть!

Я сел на подножку кабины, выплюнул изжеванную сигарету, усмехнулся:

— У меня тоже есть…

И вдруг заметил, что Смирнов, стоявший сбоку, смотрит на меня, причем если раньше в его взгляде было только презрение и безразличие, то теперь он явно заинтересовался мною. Колючий взгляд его бесцветных глазок словно говорил: «А ты оказывается парень — не промах! Не ожидал!».

Я тряхнул головой, отгоняя наваждение, полез в кабину, крикнув моим спутникам:

— Ну что, поехали!

И первое, что я увидел, устроившись на холодном сидении — бирюзовый, гневливо-глумливый треклятый глаз, таращащийся на меня сквозь лобовой стекло!

Мы плутали по лесным и проселочным дорогом часа три. Без карты, без указателей нам явно не светило выбраться на трассу, и к полуночи, как раз примерно в то время, когда мы должны были переезжать Волгу, Пеклеванный заглушил мотор на какой-то поляне:

— Все! Баста! Ночью мы никуда не уедем — не видать ни фига! Будем ночевать, а завтра по светлу тронемся дальше, найдем какую-нибудь деревню, спросим, куда ехать!

Смирнов поглядел на меня, словно ожидая, что я воспротивлюсь. Но я только махнул рукой:

— Ночевать так ночевать! Да и пожрать не мешает! Давайте, доставайте, у кого что!

Мы соорудили из моей сумки ипровизированный стол у меня же на коленях, выложили запасы: Пеклеванный — сало, лук, картошку, яйца, я — тушенку, колбасу, хлеб, и Смирнов — две банки импортной ветчины, баночку красной икры, английские галеты, какое-то навороченное печенье, а в середину экспедитор втиснул плоскую фляжку с яркой этикеткой…

«Эге!», — подумал я: «А экспедитор-то при деньгах!». Мы подзакусили, Смирнов отвинтил пробочку фляжки, разлил желтоватую жидкость по крышкам от термосов:

— За удачу!

Мы выпили. Во фляжке оказалось вполне приличное виски, по крайней мере не шибавшее сивухой, и вскоре в желудке потеплело.

За едой и разговорами время прошло незаметно, и вскоре все начали позевывать.

— Ну все, братцы, спать! — скомандовал Пеклеванный, и тут возник естественный вопрос — кто ляжет в «спальник», а кто останется на сиденьях.

Само собой, Смирнов начал требовать, чтобы ему, как старшему по возрасту, уступили лежачее место. Саня был против, я вообщем-то тоже, мы заспорили, наконец я не выдержал и заорал:

— Тихо! В «спальнике» будет спать водитель — ему завтра нас весь день везти, и послезавтра тоже! И кончайте базар — времени уже много! Отбой!

Смирнов, ворча что-то себе под нос, вытянул из своего портфеля солдатское синее одеяло, застелил угол кабины, угнездился там, даже не сняв шляпы, запахнул полы плащика и через минуту уже невозможно было понять спит он или притворяется.

Пеклеванный кивнул мне на улицу, мол, пойдем, покурим!

Мы вылезли из кабины, отошли в сторонку от машины, закурили. Стояла какая-то абсолютная, хрустальная тишина — ни шума, ни гула, даже ветер не шуршал опавшими листьями. На небе прояснилось и вызвездило — огромные, яркие, не городские звезды равнодушно смотрели на нас с высоты.

— Серега! — нарушил молчание Пеклеванный: — Слушай, может мы этого экспедитора из Куртамыша поездом отправим? Ну не могу я с этой гнидой в одной машине ехать! Достал он меня, тля буду! Я его грохну когда-нибудь!

Я рассмеялся, успокоенный виски и ночным пейзажем вокруг:

— Да ладно, Саня! Не обращай внимание. Он, может, и не совсем дерьмо еду вон выложил на общий стол, вискаря поставил — не жмот же! Ладно тебе «грохну»! Все утрясется!

Пеклеванный посмотрел на меня, плюнул и пошел назад, в машину. Я в неярком свете приборной доски видел сквозь лобовое стекло, как он ворочается, забираясь в «спальник», задергивает шторку, ерзает, недовольный разговором со мной… Честно говоря, меня вообще мало интересовали отношения между Пеклеванным и Смирновым — я был поражен тем, с каким успехом отразил нападение рэкетиров!