Шрифт:
– Почти угадал, - не принимая его шутки, Людмила подала ему проволочную корзиночку, - вот, возьми. И помогай, а то не успею.
– Так кто же?
– Юрий льстиво заглянул Людмиле в глаза.
– Ну, Люка, ну я же тебя люблю! Скажи! А я тут умираю от так называемого напряжения мысли! Думаю, ну как убить вечер? А у нас гости! Красота! Ну, кто же, Люка?
Людмила молчала. Лукавая улыбка порхала по ее губам, делала ее особенно красивой. Юрий действительно не мог бы не влюбиться в свою жену в такое мгновение - его покойная мамочка небезосновательно сдружила его с Карналевой дочкой: есть в ней не только ум, но и привлекательность, заметная и невооруженным глазом.
– Ну, я помою твой салат, хотя это и унижение меня как гегемона, рабочий класс должен работать на производстве, а в сфере обслуживания он только потребляет. Интеллигенция же - это прослойка. Она должна обслуживать всех. А ты - меня.
– Не говори глупостей!
– бросила ему Людмила.
– И не тарахти! Если не хочешь помочь, то хоть не мешай!
– Меня всегда интересовало, кто тебя научил все это делать? Отец академик, мать - балерина. Кто же там у вас чистил картошку, жарил мясо, варил борщ? И кто мог научить этому тебя? Мистика какая-то!
– Отец и научил. Он все умеет. Крестьянский сын. Слышал?
– Да мой - тоже крестьянский сын, вырос в свиносовхозе, что может быть более крестьянское, чем свиносовхоз? Ну ты его хоть зарежь, он не очистит картофелину, не купит булочку в магазине! У нас если бы не мама, мы бы поумирали с голоду! А у меня - ты! Ну, Люка, так кто же? Пригласила или набились силком?
Людмила опалила уток, положила их в большую жаровню, поставила в духовку. Готовила закуски, нарезала хлеб, узкие ее руки так и мелькали перед глазами Юрия, он неумело встряхивал корзинку с салатом, весь забрызгался, шевелюра растрепалась, с лица слетели самоуверенность и высокомерие, которые он всегда напускал на себя при жене.
– Дай сюда! Ничего ты не умеешь!
Она забрала у него корзинку, ловко повела ею в воздухе над кухонной мойкой, стала выкладывать салат на блюдо - светло-зеленая горка, свежая, как бодрое утро.
– Приехал Совинский, - сказала она небрежно, как бы без малейшего значения, умышленно будничным тоном, но Юрий даже подпрыгнул от этой новости, не поверил, отступил от Людмилы, ощутил за спиной твердый косяк кухонной двери, прислонился.
– Иван?
– Иван.
– И откуда же он взялся?
– Работает в Приднепровске на металлургическом заводе. Внедряет там АСУ. А в Киев приехал на республиканское совещание по организации и управлению.
– Они уже ездят на республиканские совещания? На так называемые совещания?
– Оставь этот свой тон. Совинский позвонил мне на работу, и я пригласила его в гости.
– Так это для него... так называемые деликатесы? Утки, маслины, салаты?
– Не можем же мы принимать гостей за пустым столом!
– Не можем... не можем! Ах, я забыл! Это же так называемая старая любовь, которая не ржавеет!
Людмила закрыла ему ладонью рот.
– Не мели глупостей! Иван будет не один. С девушкой. Кажется, его невеста.
Юрий вырвался, побежал в комнату, уже оттуда крикнул:
– Суду ясно! Решили подкинуть мне так называемого внешнего раздражителя! Чтоб любовь не ржавела!
– Говорю же тебе: он не один, - Людмила пошла за Юрием, вытирая руки фартуком.
В минуты беспомощности она становилась похожей на Карналя, и тогда Юрий удивлялся, как мог жениться на такой, в общем-то, некрасивой девушке, он, на которого стреляют глазами все киевские девчата! Стреляют, пока не узнают, что он зять академика Карналя! А уж тогда перед ним как бы зажигается красный сигнал светофора: стоп - и ни с места! Ну, история!
– Один или не один, мне чихать!
– закричал Юрий, бегая по большой комнате и умышленно натыкаясь на мебель.
– И вообще... Надоело.
– Что именно тебе надоело? Объясни, - поймала его за руку Людмила.
– Не мельтеши перед глазами. Сядь!
– Ну?
– Юрий сел на диван, утонул в подушках, в изнеможении закрыл глаза.
– После так называемого напряженного трудового дня ты мне...
– Что я тебе?
– Ну, вообще...
– Вообще ничего не бывает, ты это прекрасно знаешь. Убери эту газету. Позорная привычка валяться на диване.
– Я рабочий класс!
– Рабочий класс по крайней мере разувается, прежде чем лечь на диван!
– А я кто же, по-твоему?
– Убери газету.
– Ну, убрал. И что?
– Смотри в одну точку. Сосредоточься. Повторяй за мной: "Я успокаиваюсь, успокаиваюсь. Моя левая рука теплая... Моя правая рука теплая... Я совсем спокоен... Я совершенно спокоен..."
– Моя рука теплая, - принимая ее правила игры, послушно повторял Юрий.
– Мои ноги теплые... Моя голова теплая... Я теплоголовый... Люка, да ты смеешься! Признайся: ты выдумала своего Совинского! Выдумала, правда? Откуда бы ему взяться в Киеве?