– Нет, что вы! – опасливо засмеялась она. – Это Сережа.

– Значит, обознался, – с готовностью согласился Русинов: она не знала его настоящего имени! Впрочем, какое у него было настоящее?..

– Обознались, это Сережа… Приезжает к нам заключать договора, – она откровенно старалась убедить его. – Машину у нас оставляет, иногда ночует… Он занимается бизнесом.

– Понятно, – покивал Русинов, поддерживая разговор. – И у вас уже появились бизнесмены.

– Давно! У нас же лес, мед, дикорастущие…

– А что это такое – дикорастущие?

– Ягоды, грибы – что в лесу растет.

Надежда Васильевна несколько отошла от ошеломления и испуга, и Русинов, стараясь продлить беседу, хотел окончательно вывести ее из этого шока.

– Да, у вас тут грибов в августе – хоть косой коси! Однажды мы за пятнадцать минут набрали шесть ведер белых. На одном пятачке!

– А вы в наших краях уже бывали?

– В ваших не бывал, но на Северном Урале в общей сложности прожил месяцев сорок!

Они подошли к больнице, и Надежда Васильевна вновь насторожилась. К тому же, доставая ключ из-под крыльца, наткнулась на рюкзак и карабин Русинова.

– Это мои вещи, – объяснил он.

Отомкнув дверь, Надежда Васильевна попросила его подождать на крыльце, сама же скрылась в темных сенях. Минуты через две в коридоре послышался стремительный шорох тапочек. Он мечтал об этом мгновении, но эти последние события и новости все испортили. Мысль билась между вертолетом, Раздрогиным и Службой…

Но когда Ольга выбежала на крыльцо, он на какой-то миг забыл обо всем. Ему хотелось, чтобы она бросилась к нему, хотелось, чтобы обняла, прижалась, приласкалась, как в ту ночь, когда спала на его ладони. Ольга же на миг остановилась, и в глазах ее Русинов увидел те же самые чувства, что были у ее матери, – страх и недоверие.

– Ты жив? С тобой все в порядке? – пугливым шепотом спросила она.

– Как видишь, – проговорил он, любуясь ею. – А что может со мной случиться?

– Пойдем скорее! – Она взяла за руку, потянула к двери. – Только тихо! Больные спят!

В медицинском кабинете горела настольная лампа. Надежда Васильевна убирала со старого кожаного дивана постель.

– Мама, иди домой и спи! – приказала Ольга. – Видишь, все в порядке…

– Да я уж теперь не усну, – проговорила она озабоченно.

Не хотела оставлять одних!

– Мама, иди! – Ольга отобрала у нее простыню, сложила постель на край дивана. – Время еще – четыре!

Надежда Васильевна набросила фуфайку на плечи и нехотя удалилась. Ольга усадила Русинова на диван.

– Так! – Она задумалась, потерла лоб. – Что будем делать? С тобой на самом деле все в порядке?

– Если не считать это, – он показал ладони – кожу стянуло и разгибать пальцы было больно. Ольга мельком глянула на руки:

– Это ерунда! А что сделал?

– Ожог второй степени! Кипяток…

– Потом смажу – заживет, – оборвала она. – Давай решим, что делать. На несколько дней тебя нужно спрятать!

– Почему бы не на всю жизнь? – спросил Русинов.

– Ну, если у тебя сохранилось чувство юмора – жить будешь, – проговорила Ольга. – Только сейчас не до шуток.

– Тогда объясни, что тут стряслось? Почему меня бросились искать? Даже на вертолете…

Она присела рядом, внимательно посмотрела ему в глаза – ставила диагноз. И начала рассказывать такое, что стало не до шуток.

Три дня назад, как раз после той ночи, когда Русинов вырвался из Кошгары, участковый получил телефонограмму – арестовать его и препроводить в Чердынь. Предупреждали, что Русинов вооружен и может оказать сопротивление. Ордер на арест был выписан старшим следователем Чердынской прокуратуры Шишовым. Ольга сама принимала эту телефонограмму, а передавал ее начальник отдела милиции, которого она хорошо знала. Отец был на выезде и вернулся под вечер. Ольга решила не отдавать ему телефонограмму в этот день, потому что не знала, как убедить отца, что арест Русинова – недоразумение. Но утром начальник милиции позвонил ему сам, и отец неожиданно сильно разозлился на Ольгу из-за этой телефонограммы, хотя раньше много раз случалось, что она просто забывала передавать ему телефонные распоряжения начальника. Он кричал, что на его участке болтается еще один псих, только теперь вооруженный маньяк, и что ему хватило бы одного Зямщица, а ты де, мол, говоришь мне о каком-то недоразумении. Отец тут же взял на помощь двух егерей с оружием и выехал в Кошгару. Назад они вернулись ночью и притащили машину Русинова. Наутро прилетел вертолет с ОМОНом, прихватил с собой отца, и теперь они, наверное, перекрыли все дороги в горах и прочесывают окрестности Кошгары.

Выходило, что его уже объявили сумасшедшим, да еще буйным, вооруженным, и теперь открыли охоту. Но что-то тут было не так! Если инициатива ареста исходила не от участкового, а от какого-то Шишова из Чердыни, значит, к этому была причастна Служба. Откуда следователю знать, в каком конкретно районе находится автотурист Русинов? И, видимо, тут совпали интересы хранителей и Службы: тем и другим потребовалось немедленно убрать вредный «объект» из региона. С хранителями все было ясно: Русинов им мешал. Но с какой стати Служба вдруг решила избавиться от него? Должны ведь радоваться, что он бродит по горам, а они вычерчивают его маршрут и тем самым получают информацию для «Валькирии» и Савельева. Неужели они поняли, что исчезновение Русинова из эфира – это знак его выхода из-под контроля: научился управлять радиомаяком? Но если его сейчас объявить маньяком, вооруженным бандитом, значит, лишиться всякой информации от Мамонта. Да они беречь его должны! Холить и лелеять! Изменилась обстановка? Нашли другой, более выгодный «объект»? Не может быть! Что же они там придумали, объявляя его вне закона? И папочка Ольги хорош: небось целое войско Паши Зайцева терпит у себя под боком, а Русинова с игрушечным карабином готов ночами искать?! Немедленно выключить радиомаяк!!