Алла в своем репертуаре. Ему плохо, а она к нему ластится. Как будто нет на свете ничего важнее секса.

Глаза красивые, шаловливые, блудный огонь в них. И сама вся как огонь.

Все к нему липнет, чтобы он остудил ее пыл.

Сейчас он должен был швырнуть ее на кровать, сорвать с нее одежду, раздвинуть ноги и припасть к ее лону. Не важно чем, но припасть… Только ему сейчас было не до того…

Из головы не выходил звук сирены «Скорой помощи», в которой увозили его отца. Сердечный приступ. Инфаркт. На почве сильнейшего стресса. И слезы в глазах матери. Истинная аристократка советской поры, она не выла, не рвала на себе волосы, как это делают плебеи. Она стойко переносила горе. И с достоинством урожденной леди заняла место в машине «Скорой помощи». В больницу она уехала вместе с отцом. Герман остался дома.

Девяносто первый год. Эра всеобщего развала. Крах экономики и криминальная революция. Бестолковые митинги на улицах и разгул преступности. Воров развелось видимо-невидимо. Как будто некому было их ловить. Как будто милиция только и делала, что защищала демократию.

Идиотизм!

Из– за этого идиотизма Герман и не поехал в больницу, остался дома.

Квартира у родителей роскошная. Престижный район, пять комнат, ковры на полах и на стенах, хрусталь, фарфор, картины известных мастеров, фамильные драгоценности. И все это добро нельзя оставлять без присмотра.

Иначе и опомниться не успеешь, как квартиру обчистят. Тем более это и все, что осталось у родителей. Ну еще машина и дача казенная. Больше ничего нет.

А раньше было все. Положение в обществе, уважение, почет. Но в девяностом году отца отправили на пенсию. Ни за что ни про что. Кому-то его лицо не понравилось.

Только отец не унывал. Обосновался с матерью на даче, огородом занимался, цветочки выращивал. В общем, жил в свое удовольствие. И мать не жаловалась на судьбу.

А Герман в московской квартире жил. Ему ведь университет заканчивать надо. Вместе с ним жила Алла. На правах жены. Правда, их отношения не узаконены были официальным браком. Но для них это не имело особого значения. Да и родители не возражали. Напротив, только одобряли их гражданский брак. Алла им нравилась, но только не больно-то хотели они принимать ее в свою семью на законных правах. Ведь она из простой семьи: мать – санитарка в больнице, отец – мастер на заводе. Нонсенс, но радетеля интересов пролетарской партии совершенно не впечатляло пролетарское происхождение невестки. Ведь он-то считал себя аристократом. Самое интересное, фамилия у отца обыкновенная – Шлыков. А у Аллы – Оболенская.

Самая что ни на есть дворянская. Но разве не отец и ему подобные искореняли пережитки царской России? Против этого не попрешь…

На жизнь Герман не жаловался. Роскошная квартира, своя собственная «восьмерка» – отец на двадцатилетие подарил, деньги на рестораны, куда они часто с Аллой заглядывали. Только вот факультет МГУ не очень хороший – философский. Отец его специально туда впихнул. Чтобы марксистско-ленинское учение от зубов отскакивало. Думал, Герман по его стопам пойдет. Да только кто ж знал, что жизнь повернется к ним задом.

Отец всегда горел пламенными идеями классовой борьбы. Но это не мешало ему вести успешную борьбу за полноту собственного кармана. Это другие довольствовались одними только партноменклатурными привилегиями: спецобслуживание, спецбольницы, спецдачи, спецмашины. Отец же всегда в будущее заглядывал. Он открыл для себя источник левого дохода, делал деньги и клал их в банки. В стеклянные, трехлитровые. Сотенными и пятидесятирублевыми купюрами. Солидные сбережения сделал он к моменту выхода на пенсию. А потому и не тужил. Ведь впереди его ждало обеспеченное будущее.

Да, в будущее он смотрел. Да только недостаточно далеко. Зима девяносто первого года. Государство делает ход конем. Изымает из обращения «полтинники» и «сотки». И в одночасье все отцовские деньги становятся бесполезным хламом. Он пытался обменять старые купюры на новые. Но сумел вернуть лишь крохи. Остальные сбережения протухли как тушенка на жарком солнце.

Отец не выдержал. И заработал инфаркт. Сейчас он в больнице, в реанимации. И мать рядом с ним. Бедная, ведь и она на грани срыва…

Впрочем, сами во всем виноваты. Надо было вовремя «деревянные» на «зеленые» обменять, ведь была такая возможность. Была да сплыла…

Алла подбиралась к нему и так и этак. А он на нее не реагировал.

– Гера, ну хватит тебе киснуть, – наконец не выдержала она. – Сидит тут, как мышь на крупу надулся. Твой отец что, умер? С ним все в порядке.

Больница – лучше не бывает, доктора – светила, лекарства отличные, уход.

Ведь откачали его. А скоро он совсем поправится. После инфарктов знаешь сколько еще жить можно?…