Да, прошлой ночью в подвалах Рашемона был сотворен такой могучий гвардеец страха, какого еще не видел свет! И никто не распознает теперь зла, которое кипит за мужественным лицом одного из самых преданных защитников ведьмы!

И Торврен каменными губами попробовал на вкус новое имя предателя — и было оно:

— Легион.

Наутро после таинственной встречи с двумя неизвестными братьями Джоах проснулся на своей тощей подстилке и посмотрел на висевшие над его головой деревянные балки. Солнце должно было вот-вот подняться, а он так всю ночь и не сомкнул глаз. Слова двух незнакомцев стояли в ушах. Особенно одно — Рагнарк. Почему это слово казалось таким манящим, таким очаровывающим? Имя это или место? Но, как бы то ни было, слово не выходило из головы мальчика. Он огляделся, ища хоть какую-нибудь зацепку, чтобы отвлечься.

У дальней стены на груде одеял лежал Грешюм со сложенными на груди, как у покойника, руками. В отличие от слуги, хозяин спал громко, мощный храп сопровождал каждый его вздох. Но глаза почему-то были открыты. Молочно-мутные зрачки горели красным отблеском всю ночь — и это был вовсе не отблеск огня в камине. Джоах уже давно догадался, что, несмотря на то, что тело мага спит, зрение его никогда не дремлет.

Но мальчик скоро привык к такой странности; он вообще хорошо выучил все привычки хозяина. Так, например, Джоах знал, что сейчас маг будет спать до тех пор, пока солнечный луч не доберется до края высокого окна. А потом проснется и немедля прикажет принести завтрак.

Сегодня мальчик особенно не мог дождаться восхода, поскольку ему очень хотелось как можно скорее вернуться на лестницу в Восточной башне и поискать хотя бы какие-то признаки таинственных незнакомцев. Но он знал, что невозможно даже привстать с постели до тех пор, пока не раздастся приказ Грешюма, ибо иначе маг раскроет его тайну.

И он молча продолжал смотреть в потолок, а на губах снова и снова появлялось одно слово: Рагнарк.

И когда в очередной раз он произнес его, Грешюм присел на постели, будто загадочное слово каким-то образом нарушило его покой. Действительно, как бы подтверждая это предположение, старое иссохшее лицо повернулось прямо к мальчику. И Джоах в первый раз увидел в мутных глазах страх и смятение.

Джоах снова бессмысленно уставился в потолок, прося лишь об одном — чтобы взгляд Грешюма оторвался от него. Надо было срочно убедить мага в своем рабстве и идиотизме, надо было сделать нечто, чтобы отвлечь от себя эти страшные глаза. Жжение в низу живота напомнило мальчику об этом единственном способе, и он преспокойно опорожнил мочевой пузырь, замочив под собой подстилку. По крошечной келье поплыл кислый запах, но Джоах продолжал все так же неподвижно лежать на мокрых простынях.

Запах, вероятно, достиг и мага.

— А, проклятая тварь! — выругался он. — Ты с каждым днем превращаешься в неразумного младенца все больше! Ну-ка вон из кровати и убери все!

Джоах покорно исполнил требуемое. Он соскользнул с простыней и поплелся, капая на пол мокрым нижним бельем, медленно переставляя негнущиеся ноги по направлению к тазу, потом не менее долго мочил кусок ковра холодной водой и убирал за собой лужи.

— Оденься и принеси завтрак, — распорядился Грешюм, глядя в еще темное окно. — Да не забудь разбудить меня, когда вернешься, — проворчал он и снова захрапел.

Все еще мокрый и вонючий, Джоах с трудом сдерживался, чтобы не торопиться. Он переоделся в сухое, натянул брюки и коричневую рубашку. Было еще рано и в замке, вероятно, совсем пусто — отличная возможность исполнить задуманное. Сердце его готово было выскочить из груди, но Джоах продолжал еле шевелить руками и ногами. Неправильно застегнув рубашку и ширинку, он зашаркал вон из кельи.

Но как только рука его коснулась двери, Грешюм во сне забубнил что-то себе под нос:

— Заморожен в камень и трижды проклят... Рагнарк не сможет... не сможет пошевелиться... Всего лишь мертвое предсказание...

При упоминании о Рагнарке рука Джоаха застыла. Неужели маг прочел его мысли? Он навострил уши, надеясь услышать еще что-нибудь, и дождался. Грешюм завозился, явно почувствовав его промедление.

— Да ступай же, а не то опять обмочишься!

Джоах вздрогнул и едва не задохнулся от страха. Он старался стоять все с тем же тупым лицом, но Грешюм уже снова возвел глаза к потолку. Мальчик открыл запор и вышел в коридор на теперь уже по-настоящему дрожащих ногах. Закрыв дверь, он на мгновение прислонился к ней спиной, приходя в себя.

Через некоторое время он успокоился и, нагнув голову, пошел знакомым путем через запутанные лабиринты Эдифайса. Кое-кто уже встал, и потому Джоаху приходилось идти все той же неспешной расслабленной походкой, выбирая время, когда никого нет, чтобы в очередной раз достать карту и уголь. Он спешил к Сломанной Пике.

Загадка неведомого Рагнарка томила и мучила его, и он знал, что это неспроста — в этом имени явно скрыта какая-то великая тайна.

Он без всяких приключений добрался до лестницы, ведущей в старую башню, и прислушался. Ни голосов, ни шагов. Ничего. Убедившись в том, что он один, Джоах стал подниматься через две ступеньки. Скоро он добрался до площадки, где вчера увидел двух братьев.