Она не хотела быть одной, но у нее нет выбора в этом вопросе. Энтони выглядел настроенным держать между ними дистанцию. Были ли у него свои какие-то демоны - демоны, которые, как она боялась, показывались в ее присутствие.

Но если судьбой ей предназначено быть одной, даже имея мужа, она будет одной и будет сильной. Слабостью, подумала она, прислонившись лбом к гладкому холодному стеклу, невозможно добиться кого-либо или чего-либо.

Энтони не имел, ни малейшего представления, как он выбрался из дома, но так или иначе, он оказался снаружи, легкой походкой идя через небольшой туман, который висел в воздухе. Он пересек улицу, не зная, куда он идет и зачем, лишь зная, что ему нужно быть, как можно дальше от дома. Но когда он оказался на противоположной стороне улице, какой-то дьявол, сидящий в нем, заставил его поднять голову и посмотреть в окна его спальни.

Он не должен был увидеть ее, мелькнула глупая мысль. Она должна быть в постели, шторы должны быть задернуты, а он вообще должен быть на полпути к клубу в этот момент.

Но он увидел ее и, тупая боль в его груди стала острее, злее, и неумолимее. Ему казалось, будто его сердце было разрезано ножом - и у него было тревожное ощущение, что рука, держащая нож - его собственная.

Он смотрел на нее в течение минуты - а может быть и целого часа. Он не думал, что она видела его; ничто в ее положение у окна, не дало понять, что она увидела его. Она была далеко от него, но ему показалось, что она стоит у окна с закрытыми глазами. Возможно, надеясь, что не будет грозы, подумал он, глядя на темное небо. Она наверно думает о своей неудаче. Туман конденсировался на его руках и лице, и возможно, скоро пойдет дождь.

Он знал, что должен уйти отсюда подальше, но что-то удерживало его на месте. Даже после того, как она отошла от окна, он остался на месте, наблюдая за домом. Тягу вернуться домой к ней было невозможно отрицать. Он хотел вбежать в дом, упасть перед ней на колени, и просить прощения. Он хотел подхватить ее на руки, отнести в постель, и заниматься с ней любовью до тех пор, пока первые полосы рассвета не появятся на небе. Но он знал, что он не может сделать ни одной из этих вещей.

Или может быть, это значило, что он не должен их делать. Он сам толком не знал.

Таким образом, после того, как он простоял на одном месте, почти целый час; после того, как пошел накрапывать дождь; после того, как поднялся холодный ветер, Энтони, наконец, ушел оттуда.

Он ушел, не чувствуя ни холод, ни дождь, который становился все сильнее и сильнее.

Он ушел вообще ничего не чувствую.

Это странно, думала Кэйт, глядя на утреннюю трапезу, наложенную на стол в маленькой столовой, как можно чувствовать зверский голод, и при этом вообще не иметь аппетита. Ее живот урчал и бурлил, требуя немедленно поесть, и при этом все - начиная от яиц, булочек и заканчивая бутербродами с лососем и бекон - все выглядело ужасным.

С удрученным вздохом, она взяла треугольный тост, уселась на стул, и макнула тост в свой чай.

Энтони не пришел домой вчера вечером.

Кэйт погрызла немного тост, затем положила его обратно. Она надеялась, что он, по крайней мере, вовремя явится сегодня на завтрак. Она задержала завтрак так долго, как смогла - сейчас почти одиннадцать, а она обычно ела в девять - но ее муж так и не пришел домой.

– Леди Бриджертон?

Она мигнула и подняла голову. Лакей стоял перед ней, держа конверт, цвета свежих сливок.

– Это пришло для вас, несколько минут назад, - сказал он.

Кэйт пробормотала благодарности и взяла конверт, который был хорошо запечатан бледно-розовым сургучом. Поднеся его к глазам, она увидела на нем инициалы: ЭОБ. Это от Энтони? Или, скорее всего от Элоизы, которая так любит писать?

Кэйт сломала сургуч, и вытащила из конверта одиночный листок бумаги, сложенный пополам.

Кэйт уставилась на эту записку в течение нескольких секунд, затем отпихнула стул и встала. Ей необходимо отправиться в Бриджертон-хаус.

К удивлению Кэйт, когда она постучала в дверь Бриджертон-хауса, дверь ей распахнул не дворецкий, а Элоиза со словами:

– Как быстро!

Кэйт огляделась в прихожей, почти ожидая другого Бриджертона или двух, подбегающих к ней.

– Ты ждала меня?

Элоиза кивнула.

– Ты не должна стучать в дверь. Дом принадлежит Энтони, в конце концов. А ты - его жена.

Кэйт слабо улыбнулась. Она совсем не чувствовала себя его женой сегодня утром.

– Я надеюсь, ты не принимаешь меня за безнадежную зануду, - продолжала Элоиза, взяв Кэйт за руку и ведя внутрь дома, - Но Энтони выглядел ужасно, и у меня было подозрение, что ты не знаешь, что он был здесь.

– Почему ты так подумала?
– Кэйт не могла не спросить.