– Виконт, - сердито сказала Кэйт, - Кто еще с вами мог говорить по пути домой? Не притворяйся глупой! Микстура не дымит, она просто была обработана паром и выпарена.

– О, - фыркнула Эдвина и скривила лицо, - Она не выглядит выпаренной.

– Она выпарена, - прошипела Кэйт, со злости дернув за матрас.
– Что он тебе говорил?

– Лорд Бриджертон?
– беспечно спросила Эдвина, - О, самые обычные вещи. Ты, конечно, понимаешь, о чем я говорю. Вежливая беседа и только.

– Он вежливо беседовал, в то время как с тебя капала?
– спросила Кэйт, с сомнением в голосе.

Эдвина сделала небольшой глоток и тут же скривилась.

– Что сюда добавляли?

Кэйт наклонилась и понюхала её стакан.
– Пахнет немного лакрицей.

– А мне показалось, что я видела изюм на донышке.

Кэйт послышался шум дождя за окном.

– Неужели пошел дождь?

– Не знаю, - ответила Эдвина, - Возможно.

Она одарила стакан сомнительным взглядом.

– Я думаю, что если выпью это, то мне станет еще хуже, чем сейчас, - заявила Эдвина.

– Но что он еще говорил?
– упорствовала Кэйт, вставая проверить окно.

Она отодвинула шторы и посмотрела в окно. Шел дождь, правда несильно, и было непонятно, будет ли он сопровождаться громом и молнией.

– Кто, виконт?

Кэйт подумала о себе, как о святой, раз она не трясет свою безмозглую сестру.

Эдвина пожала плечами, явно не заинтересованная в разговоре, как Кэйт.

– Немного. Он, конечно, спрашивал меня о моем состоянии. Оно было конечно такое, как у человека, которого макнули в воду. Кроме того, я могла добавлять, что я несчастна. Помимо холода, вода было не особо чистая.

Кэйт прочистила горло и готовилась задать наиболее скандальный вопрос, но который она, была просто обязана задать.

– Он делал какие-нибудь непристойные авансы?

Эдвина качнулась назад, глаза её расширились.

– Конечно, нет!
– воскликнула она.
– Он вел себя, как настоящий джентльмен. Я не понимаю, что ты так взволнована. Это была не очень интересная беседа. Я и половины не могу вспомнить.

Кэйт уставилась на сестру, та была поймана в ловушку наедине с одним видным повесой в течение добрых двадцати минут и ничего не помнит. Каждое слово, которое он сказал ей наедине, было буквально высечено у неё в памяти.

– Между прочим, - добавила Эдвина, - Как ты провела время с мистером Бербруком? Вам потребовался почти час, чтобы добраться до дому.

– Это плохо?

– Я уверена, для какой-нибудь женщины он станет хорошим мужем.

– Для той, у которой совсем не нет мозгов.

Эдвина хихикнула.
– Ох, Кэйт, ты такая вредная.

Кэйт вздохнула.

– Я знаю, я знаю. У меня плохой характер. В этом бедном мужчине довольно много дружелюбия. Вот только -

– У него отсутствует интеллект, - закончила Эдвина.

Кэйт удивленно подняла брови. Это было совсем непохоже на Эдвину.

– Я знаю, - сказала Эдвина с робкой улыбкой.
– Я сказала грубо. Я, действительно, не должна так говорить, вот только, я думала, я помру во время нашей поездки.

Кэйт забеспокоилась:

– Он так плохо управляет лошадьми?

– Нет, не в это дело. Это из-за беседы.

– Скучная?

Эдвина кивнула, её голубые глаза изумленно блеснули.

– Было так трудно понять, о чем он болтает, - она кашлянула и добавила, - что под конец у меня голова заболела.

– Итак, он не подходит на роль твоего мужа-ученого, - со снисходительной улыбкой произнесла Кэйт.

Эдвина закашлялась сильнее.
– Боюсь, нет.

– Может тебе следует еще глотнуть этого варева, - Кэйт протянула руку за стаканом с микстурой, стоящей на ночном столике Эдвины - Повариха клянется, что её варево помогает от простуды.

Эдвина яростно затрясла головой.

– На вкус оно просто отвратительно.

Кэйт выждала некоторое время, затем как бы невзначай, спросила:

– Виконт говорил что-нибудь обо мне?

– О тебе?

– Нет, о некоторой другой мне, - почти прошипела Кэйт, - Конечно, обо мне. Сколько других людей, могу я назвать ‘мной’?

– Не надо так волноваться.

– Я не волнуюсь!

– Он не говорил ничего о тебе.

Кэйт неожиданно почувствовала себя расстроенной.

– Он очень много говорил о Ньютоне. Губы Кэйт дрогнули, не очень то лестно, что он забыл о ней, но помнил о собаке.

– Я заверила его, что Ньютон самый лучший пес, и что я несколько не рассержена на него. Он был такой очаровательный, когда расстроился, что я защищала Ньютона.