— Это господин Мюллер, — представил его Вадик. — Но вы, Святослав Иваныч, можете звать его запросто — Герхардом Бернгардовичем.

— О-о, замечательно! — обрадовался Святослав Иванович. — Именно таким я себе его… то есть вам себя… то есть себя вам… В общем, таким доктора Гибнера я и представлял. Да что вы там сидите, Гретхен Бертольдович, давайте сюда, к нам!..

Герхард Бернгардович поднялся с места и, на ходу привычно поправляя галстук, легким шагом поспешил к сцене. Господин Мюллер был членом той самой делегации германских партнеров, которая прибыла по приглашению покойного Ивана Владимировича Шушакова, но успела как раз на его похороны. Через несколько дней делегация отбыла на родину, а Герхард Бернгардович по предложению и. о. директора банка «Шушекс» Григория Алексеича Семенова задержался на неопределенное время «для обмена опытом». Поскольку в банке Герхард Бернгардович оказался не очень-то загружен, то Вадику без особого труда удалось «раскрутить» его на участие в художественной самодеятельности.

— Исфините, Святослафф Иванофич, я никогда не быль артист и не отшен знайт, как у меня получаться, — честно предупредил Герхард Бернгагдович, едва взойдя на сцену.

— Получится, еще как получится! — радостно заверил его Святослав Иваныч. — Главное, что у вас есть желание и готовность. Я всегда говорил: нет маленьких ролей и нет маленьких актеров — есть маленькие концепции! А концепция вашей роли вовсе не так проста и однозначна, как это может показаться на первый взгляд. Даже великий Гоголь, при всей своей прозорливости, не до конца понимал персонажей своих пьес, и лишь мне в какой-то степени удалось расшифровать то, что он хотел, но не сумел сказать. И роль Христиана Ивановича в этом ряду занимает наипервейшее, хотя внешне и не очень заметное место…

Вадик мог радоваться — переключившись на Герхарда Бернгардовича и его роль, Святослав Иваныч, казалось, забыл обо всем остальном, в том числе и о «голубом» Хлестакове. Но еще больше мог радоваться Василий Щепочкин — у него появился случай переговорить с инспектором Рыжиковым.

Инспектору не очень-то хотелось пускаться в разговоры, связанные с его службой — куда охотнее он послушал бы витийствования Святослава Иваныча — но Рыжиков понимал, что от Щепочкина все равно отвязаться не получится, и со вздохом позволил ему отвести себя в сторонку.

В надежде получить взамен от инспектора какие-то эксклюзивные сведения, Василий кратко, но исчерпывающе проинформировал его о своих встречах с Анной Сергеевной Глухаревой, о ее переговорах с бароном Альбертом и, наконец, о том, как барон Альберт «заказал» Анне Сергеевне частного детектива Василия Дубова. Инспектор терпеливо слушал, хмурился, но не перебил ни разу. Когда же Василий закончил свое повествование и выжидающе уставился на Рыжикова, тот нехотя произнес:

— Ну и к чему вы клоните, уважаемый Василий Юрьевич? Налицо глупые игры каких-то великовозрастных балбесов. Ничего хорошего я в этом не вижу, но и состава преступления не усматриваю.

— Простите, я вам забыл сказать — под Василием Дубовым балбесы подразумевали меня.

— А вы с гражданкой Глухаревой, случаем, ничего не перепутали? — подозрительно посмотрел на Щепочкина инспектор.

— На днях Анна Сергеевне опять звонил барон Альберт и напомнил, чтобы она была готова к возложенной на нее миссии, — бодро доложил Василий.

— Какой миссии — убить вас?

— Нет-нет, мое имя не звучало. И даже имя литературного героя Дубова. И даже слово «убить». Но то, что они досаждают ей снова и снова, говорит о том, что все это отнюдь не глупые шутки!

— И у вас есть доказательства? — как бы между прочим спросил Рыжиков.

— Доказательств нету, — начиная понемногу раздражаться от неоправданного спокойствия инспектора, отвечал Щепочкин. — Их вы получите, когда в следующий раз наткнетесь уже не на Мишу Сидорова, а на меня!

«Ага, проняло!» — не без некоторого злорадства отметил Вася, увидев, что инспектор чуть заметно вздрогнул.

— Кстати, как он? — спросил Щепочкин уже вслух.

— Вам, Василий Юрьевич, это очень важно знать? — хмуро глянул на него Рыжиков.

— Не столько мне, сколько Анне Сергеевне, — объяснил Василий. — Ведь Миша — ее ученик.

— Вот как?

— И даже более того — у меня есть основания считать, что на Мишу напали именно за то, что он попытался проникнуть в тайны тех, кого вы так снисходительно именуете балбесами.

— Откуда вы это взяли? — удивился Рыжиков.

Щепочкин понял, что на сей раз инспектор отчего-то вовсе не склонен пускаться с ним в какие-либо откровения. Из «электронного дневника» Миши Сидорова неоспоримо следовало, что занимался он именно слежкой за ролевиками из клуба друзей князя Григория. И тот факт, что Георгий Максимыч Рыжиков отказывался это подтвердить, яснее ясного говорил об одном: кнопку F6 вместо F5 на Мишином компьютере он нажал не по неопытности, а совершенно осознанно.

Угадав по лицу Щепочкина, что тот знает больше, чем положено человеку, не связанному с официальными следственными органами, инспектор решил как бы пойти навстречу.

— Знаете, состояние Михаила стабилизировалось, но по-прежнему очень тяжелое. Хотя непосредственной опасности для жизни вроде бы нет, — сказал он, понизив голос и как будто открывая Щепочкину очень-очень конфиденциальные сведения. — А за себя и Анну Сергеевну не беспокойтесь — я вам обещаю, что лично предприму все, чтобы установить подлинную личность этого барона Альфреда…