За тридцать лет практики ситуация нисколечко не изменилась. Всякий раз, когда надо было сообщить родным пациента плохие вести, он готов был провалиться сквозь землю. Но этим утром его ожидало еще более трудное дело. Объяснить тринадцатилетнему мальчугану, оставшемуся одному-одинешеньку на свете, что его отец в коме.

Профессор заглянул в безлюдный зал ожидания.

Мальчик сидел на пластиковом стуле и дремал. Голова прислонена к автомату с напитками. Неподвижный взгляд в пол.

"Нет! Нет, не смогу..." Бролли развернулся и быстрым шагом направился к лифтам. "Ему Каммарано скажет. Он у нас молодой и решительный".

Но потом он остановился и посмотрел в окно. Сотни птичьих стай кружились в черной воронке, вытянувшейся на фоне белых облаков.

Он собрался с духом и вошел в зал.

Беппе Трекка проснулся с криком "Обет!". Он задыхался, словно кто-то не давал ему всплыть из-под воды. Воспаленными от лихорадки глазами он растерянно огляделся вокруг. Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что он дома, в своей постели.

Перед глазами всплыло безобразное лицо африканца, смотревшего на него через заднее стекло "пумы" и протягивавшего ему пачку белых махровых носков.

"Ну и кошмар же мне приснился!"

Социальный работник поднял голову от подушки. Сквозь ставни сочился дневной свет. Беппе весь взмок, и одеяло из гусиного пуха давило так, словно он был похоронен под сотней килограммов земли. Во рту все еще оставался мерзкий привкус дынной водки. Беппе вытянул руку и зажег ночник. От света он прищурил глаза и почувствовал, как их жжет.

"У меня температура".

Он поднялся. Комната завертелась. Перед ним в вихре пролетели икеевский комод "Фоппе",-мини-телевизор "Мивар", постер с тропическим пляжем, набитый томиками энциклопедии книжный шкаф, стол, пачка белых махровых носков, серебряная рамка с фотографией мамы...

"Носки?!"

Трекка икнул и остолбенело уставился на них. Прошлая ночь прокрутилась в его голове, как кинолента. Кемпер, Ида, секс, банан, Род Стюарт, он под дождем рядом с мертвым африканцем и...

Беппе Трекка хлопнул себя по пылающему лбу.

"...обет!"

"Господи, умоляю... Клянусь Тебе, если Ты сохранишь ему жизнь, я откажусь от всего... Откажусь от единственного, что есть прекрасного в моей жизни... Если Ты спасешь его, я Тебе обещаю, что откажусь от Иды. Больше никогда с ней не увижусь, не буду с ней говорить. Клянусь".

Он просил Бога, и Бог услышал его.

Этот африканец вернулся из мира мертвых благодаря его молитве. Беппе Трекка этой ночью был свидетелем чуда.

Он взял Библию, которую держал на тумбочке, и стал торопливо листать. Найдя нужное место, он читал, с трудом вглядываясь в мелкий шрифт:

"...Итак отняли камень от пещеры, где лежал умерший. Иисус же возвел очи к небу и сказал: Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня. Сказав это, Он воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет" [52] .

"Точь-в-точь!"

Но какой ценой?

"Я должен буду отказаться от Иды".

Так сказал сам Беппе. И значит...

"И значит, я больше ее не увижу. Я дал обет".

Голова камнем упала на грудь, и ему показалось, что его вновь затягивает в черную дыру.

Он отдал свое сердце ради жизни человека.

"Откажусь от единственного, что есть прекрасного в моей жизни..."

С гримасой ужаса на лице он сжал под одеялом кулаки, и паника нахлынула на него, как волна на замок из песка.

В дверях зала ожидания стоял высокий сухопарый врач и смотрел на него.

"Кого он мне напоминает?"

Кристиано Дзена задумался на несколько секунд, потом вспомнил. Доктор был как две капли воды похож на Бернарда, стервятника из "Попая-морехода" [53] .

Прочистив глотку, врач решился начать разговор:

— Ты Кристиано, сын Рино Дзены?

Кристиано кивнул.

Ноги у доктора были длиннее, чем у Четыресыра, и Кристиано заметил, что носки на нем непарные. Оба были синего цвета, но один гладкий, а другой в рубчик.

Кристиано почувствовал к нему инстинктивную симпатию, которую тотчас же подавил.

— Я — Энрико Бролли, хирург, я оперировал твоего отца и... — Он не закончил фразу и, почесывая затылок, сунул нос в медицинскую карту, которую держал в руках.

Кристиано встал:

— Он умер. Чего там ходить вокруг да около.

Врач поглядел на него, склонив набок свою маленькую голову, как иногда делают собаки.

— Кто тебе сказал, что он умер?

— Я не буду плакать. Просто скажи мне это, и я пойду.