— Что?

Как тебе это вламывали в мозги. Ты был не рыцарем, даже не падаваном — так, сопляком. Но с большим потенциалом. Всё время что-то чувствовал, реагировал, ощущал. Живую силу… — голос зашёлся в истерике от смеха.

— Да кто ты, такой умный и памятливый?

Я — это ты, — ответил голос. — Только задавленный-задушенный, почти умерший… не до конца. Мои способности — твоя крыша. Откуда им взять способности, как не из живого существа? В мёртвом не найдут, но мёртвым можно сделать… ладно, управляемым-запрограммированным. А способности взять от жизни, мальчик Куай.

— Что ты несёшь?

Тяжкий крест, мой рыцарь. Крест жизни в небытии, комы, генератора энергии для такой дряни, как ты. О ты, новосозданный…

— Заткнись.

Повторение. Ты уже осчастливил меня этим советом. Но я ему не внял. Увы, как это печально.

Куай схватился за голову. Это было не печально — это было серьёзно. Голос звучал отчётливо и не зависел от его желаний. Никуда не девался. Более того: он чувствовал внутри себя недобрые, наглые, насмешливые глаза того же подростка. Подростка, который неожиданно вскочил…

Да-да, — подтвердил голос, — для меня это тоже было внезапно. Я думал, что так и закончу жизнь — твоим живым, но дегенеративным придатком. Нефиг. Не знаю, что случилось. Но мне хорошо двинули по голове. Так хорошо, что очнулся от комы. И, знаешь, я не собираюсь туда больше погружаться. Честное слово.

— Погрузишься, — сказал Куай. — Тебя вырежут…

Неа, — ответил голос радостно. И рыцарь ощутил, что не может двинуться с места. Не может пошевелиться. Не может даже слова сказать. — Я, пожалуй, не допущу тебя к твоим бывшим учителям. Ты, пожалуй, пойдёшь туда, куда хочу я…

Уйди, шизофрения, — из последних сил подумал рыцарь.

Извини, но шизофрению тебе организовали в Храме. Впрочем, — жизнерадостно поведал голос, — всего лишь чуть более профессионально, чем сделали бы в обычной жизни. Наши сущности трансформируются под мир. Точней, мир выращивает для себя новые сущности на старых костях былых живых существ. Иначе опасно для мира. Но это всё философия, мальчик Куай, — добавил он. — Всё это — грёбаная философия, которая никому не нужна. Всё, что тебе нужно знать: шизофрения — это всего лишь разница между тем, какие мы есть и какими нас заставляет быть мир. Между нашей трусостью и нашей свободой, — голос захихикал. — Пойдём.

— К… уда?

Подальше от твоего руководства. Очень не хочется после вечности в бреду снова погружаться в кому. Я хочу жить, знаешь ли.

— Я — тоже, грёбаный придурок!

Извини, — с печалью ответил голос, — одному из нас нет места в этом мире.

— Если ты — это я, то я приказываю — исчезни.

Печальный и одновременно издевательский смех.

Я — это ты, но я — не рыцарь. Я — убитая сущность твоя, ни разу не опробованная, никогда не говорящая. Либо я — либо рыцарь Джинн. Мы не совместимы.

Гости съезжались на бал.

Фраза шныряла у него в голове, стукалась о перегородки и не собиралась никуда деваться. То ли он её вычитал где-то. То ли её вычитал кто-то другой. То ли он услышал её от кого-то другого и преобразовал во что-то другое. Сюда стекалось столько информации. И её настолько плохо фильтровали. Рэклиат часто замечал за собой, что думает не свои мысли и приводит цитаты из того, что никогда не видел и не читал. Засорение. Засорение пространства — вот как это называется. И засоривание головы. Какие-то голоса, обрывки. Всё стареет. Всё. В том числе и мир Великой Силы. Вот ищешь, ищешь рецепт от энтропии. А она оказывается в тебе самом. И — здравствуй.

В некотором смысле Шат доигрался. Доигрались они все. Сюда нахлынуло глубокое начальство. Глубокое — в смысле из глубины. В спешном порядке прибыли все монстры вселенной. Пардон, галактики. Все руководящие должности, все держатели процесса. Держатели? Акций?

Производители. Директора и главы.

Будет ли он сидеть с иронической усмешкой на лице и слушать то, что те будут говорить? Сидеть и слушать будет. Но не с иронией. Иронию он себе проявить не позволит. Он ещё не забыл, как это, когда все на одного.

Тем не менее.

Он считал, что дело вошло в стадию гиблого. Эти умники давно забыли, что делать в ситуации, которая вышла из-под контроля. А она вышла. Из-за одной маленькой глупости. Человека. Некий Вейдер сделал не то, что от него хотели. Проявил, так сказать, свободу воли. Вытащил карту из основания карточного домика. И рушатся все причинно-следственные связи. Сейчас. На их глазах. В грубоматериальном и их мире. Одно действие порождает другое. Как и отсутствие действия. Как и его противоположность.