Слишком сильная привязка. Слишком сильная обособленность. Он никогда не мешал его мыслям, его дороге. Никогда не претендовал на него… старик.

Никогда?

Палпатин закусил губу. Вдохнул. Выдохнул. Скептически себе улыбнулся. О чём он думает? Зачем он думает? Ему надо понять, что за силу они используют, помимо Великой. А вместо этого — лицо его учителя. Его учеников. Пламя Мустафара. Через пространство — смех и ярость. Все умершие тени. Все живые глаза. Вся боль. Весь гнев. Всё преодоление. Всё то, что дрожало и переливалось в его руках.

Кого мы ищем во тьме? И зачем мы туда уходим? И для чего нам нужен огонь? И почему к концу жизни в нас остаётся только пепел? Извечное желание силы — для чего? Да для простого. Чтобы не раствориться в пустоте…

— …Учитель…

— Хочешь чаю?

— Что?!

— Ты ещё подпрыгни, — посоветовала Рина Кеноби. — Как будто я предлагаю тебе яд. Ситхи тоже пьют чай. И едят. Мы ещё не настолько преобразовали свою сущность, чтобы питаться эманациями Великой Силы. Или кровью. Или излучениями, исходящими от живых существ в момент боли или смерти.

Кеноби с удивлением посмотрел на Рину. Она не шутила.

— Вы об этом думали? — спросил он непроизвольно. — Чтобы питаться эманациями…

Замолчал.

— Ты даже не представляешь, о каких вещах мы думали, — отозвалась она. — Боль тоже пища. Только хреновая, доложу я тебе. Так чай будешь?

— Ты думаешь, что можно?

— А что? Разве… — она запнулась и засмеялась. — Да, а не внутривенно ли… С ума сойти. С вашим миром Великой Силы, с рождением из пустоты, из…

— Стой. А как это вообще выглядело?

— Что?

— То, как я здесь появился.

— Не ручаюсь, что я всё это видела обычным зрением, — она фыркнула, — но зрелище было, мягко говоря, странным. Ты сконденсировался. Проступил контуром сквозь воздух. Потом туманом. Можно было почувствовать. Хотя бы как влагу. Потом ощутимей и сильней. А потом в какой-то момент это стало вполне обычным, пусть мокрым и тяжело дышащим телом.

— Одно проступало сквозь другое, — неожиданно для себя не просто спокойно — философски-раздумчиво — сказал Кеноби. — Постепенно. Вот как. А испарился я отсюда единомоментно.

— Да? — на него посмотрели с трезвым любопытством. — Испарился?

— Я испарился из этого мира.

— Поздравляю. А что сожгли в крематории?

— Где?

— В крематории Звезды смерти.

— А что там сожгли?

— Тело.

— Чьё?

— Твоё.

— Что?

Рина коротко фыркнула.

— Твоё тело, господин Кеноби. Что в этом странного? Ты же умер.

— Там не было моего тела. Я переместился в Силу полностью.

— Значит, на Звезде была коллективная галлюцинация. С формой, объёмом, твёрдая и вполне тяжёлая. И даже с брюшком.