— Ситхи отрезали себя от Силы. И часть мира вместе с собой.

— Ну и что?

Куай на секунду растерялся. Он ожидал любого — но полное равнодушие стояло там на последнем месте.

— Тот мир может погибнуть.

— А мне накласть. Я там не живу.

— Мейс. Его гибель может создать воронку, чёрную дыру, прореху — здесь. Что-то вроде глобальной природной катастрофы.

— Какой ужас.

— Мейс. Ау.

— Уа. Я не понимаю, что ты так дёргаешься. Ну, будет катастрофа. И что?

— Тебе всё равно?

— Нет, не очень. Мне будет интересно. Наверно.

Куай смотрел на него.

— Что с тобой? — спросил он спокойно.

— Ничего. Просто я переруководился. Перепереживался за судьбу галактики. За судьбу Ордена. Меня уже стало тошнить от бумажек, инструкций, руководств, совещаний, миссий, интриг, сложных планов по захвату власти. Я воевать хотел, а этого мне мало дали.

— Ты сражался с Палпатином.

— Да, — ответил Мейс, и на его лице впервые вместо чугунного бесстрастия проступила удовлетворённая усмешка. — Я сражался с Палпатином. Один на один, — он снова улыбнулся.

— Замечательно, — сухо сказал Куай. — Я очень за тебя рад. Если учесть, что он положил вас, как малых детей… Сколько вас было? Четыре?

— Да, — Мейс продолжал улыбаться. — Арестовывать новоявленного императора мы пришли вчетвером. Именем республики…

— Ты перемедитировался, — оценил Куай интонацию Мейса.

— Нет эмоций — есть покой, — ответил Мейс.

— Спасибо, я помню.

— Пожалуйста.

— Ты можешь объяснить мне свою улыбку?

— Она так непривычна на моём вечно тупом лице? — ухмыльнулся Мейс.

— Она что-то обозначает. Что-то, связанное с арестом Палпатина. Что-то, что я не знаю.

— Оперативник Куай не знает, что сделал администратор Мейс. Ужас. Вообще-то ты знаешь. Палпатин зарубил троих, а потом выбросил в окошко — меня. В промежутке между этим мы неплохо порубились.

— Я знаю, — сдержано сказал Куай.

— Видишь, как всё просто.

— Мейс.

— Что?

— Что ты не договариваешь?

— Умный мальчик Куай оказался на месте, куда он обычно ставил прочих — и ему не понравилось?

— Ну у тебя и комплекс.

— Ага. У тебя всегда был здорово подвешен язык. И умом ты блистал. Именно блистал. Найти ответ, решение, спланировать операцию, комбинацию, интригу, а в промежутках между работой профонтанировать избытком сил и ума, небрежно высмеять всё и вся, а если высмеянный попытается что-то вякнуть — тут же положить его с закрытыми глазами. Весело, добродушно, при всех. Никто не сравним был с тобой в остроте и живости языка. И даже не пытался.

— Восхитительно. В мире Великой Силы ты решил вспомнить всё. Я в пять лет у тебя косичку не срезал? Или года в три — подножку не ставил? Бутылочку отбирал? Мейс. Ты стал главой Совета, а я — бродягой…

Мейс смотрел на него и усмехался.

— Что?

— Ничего. Я вспоминаю детские обиды.

— Да сколько угодно.

— …только я опять стал нужен? Старый воин Мейс? Когда надо драться и управлять, а не болтать языком? Я всегда думал — трудно… А вот управленец из меня получился вполне неплохой, — Мейс будто забыл о существовании Куая. Сейчас он думал и говорил — самому себе. — Сидел, сметы составлял, о бюджете лаялся, всех распределял, продовольствие, миссии, учёба, расселение, координация. Нормально выходило. Правда, повоевал я лет до тридцати пяти. Потом пошёл в администраторы. Всё доказать что-то пытался.

— Доказал?

— Похоже, что нет.

— Мейс, — сказал Купй зло, — хватит дурить. У нас война. Нашёл время копаться в воспоминаниях и обидах.

— Думаешь, не время? — сказал Мейс.

— Ты дурак или хочешь меня поддеть? Мне действительно надо отвечать на твой вопрос?

— Нет… говоришь, война? Ладно. Война так война…

— И всё-таки, что там было — в кабинете Палпатина?

— Бой, — ответил Мейс. — Честное слово, не танцы в голом виде.

— Мне не нравится твой тон.

— От меня требуется сражаться, а не толкать речи.

— Мне не нравится, что ты что-то скрываешь.

— Да неужели? — ухмыльнулся Мейс. — Я как раз весь на ладони. Вкупе с комплексами и детскими обидами.

— Мейс, твои идиотские обиды в прошлом могут помешать тебе сражаться — сейчас.

— Да нет, почему. Когда я дерусь, я чувствую себя полноценным, — Мейс ухмыльнулся пространству. — Возможно, только в это время.

Куай помолчал. Оценил интонацию и слова.

— Ты говоришь правду.

— Конечно.

— Пошли, — сказал Куай. — Нам надо торопиться.