Узнав истинную цель приезда Яроведа, Лютава удивилась, но только поначалу. Волхвы нередко брали на себя обязанность сватов при заключении княжеских браков, особенно когда невеста была знатна и жила в чужой земле. Волхва не обидят, к его словам внимательно прислушаются, да и он лучше разберется, пригодна ли невеста быть покровительницей целого племени и матерью его будущих владык. Гораздо лучше разберется, чем сам жених, ослепленный красотой или разочарованный заурядной внешностью.

И все намеки, которые Яровед будто мимоходом вложил в свою речь, ей было нетрудно понять. Благодаря тому, что в руках Вершины находился волок между Неручью и Рессой, то есть ключевой участок торгового пути между Днепром и Волгой, всякий из окрестных князей хотел бы иметь его своим родичем и союзником. До дешнян, как видно, дошли слухи, что к Лютаве и всем выгодам этого брака тянет руки оковский род, и теперь князь Подесенья и Оболви жаждет перехватить завидную добычу. Тот, кто получит ее, получит вместе с тем возможность обогатиться и значительно расширить свои владения. Конечно, ее согласие мало чего стоит без заключения ряда с самим Вершиной, но и без ее согласия говорить с угренским князем об этом деле бесполезно.

– А уж о выкупе с твоими братьями лесными договоримся. – Яровед кивнул Лютомеру. Не требовалось особой мудрости, чтобы понять, кому принадлежат права на будущую невесту Бранемера.

Лютомер поначалу слегка переменился в лице и не сразу ответил. «Сестра волков» имела право покинуть Варгу и выйти замуж, если между Варгой и родом жениха будет достигнуто соглашение, как и между двумя обычными родами в подобном случае. Никаких заповедей сватовство Бранемера не нарушало, но Лютомер чувствовал волчью ярость при одной мысли о том, что кто-то хочет отнять у него Лютаву, и с трудом сохранял непроницаемо спокойное лицо. Однако Яроведа было трудно обмануть, и он пристальнее взглянул в лицо оборотня, заподозрив, что здесь все еще сложнее, чем обычно в таких делах. Впрочем, этому он тоже не удивился. Он видел, что на этих двоих лежит благословение Марены и Велеса; они – брат и сестра, как сами их божества, их сила во многом основана на их единстве, и понятно, что они не хотят его разрушать.

– Что – не хочешь свою волчицу нам отдавать? Мы вам другую дадим на обмен, все честь по чести.

– Наша волчица нам самим нужна, – глухо отозвался Лютомер, но тут же наконец заставил себя улыбнуться. – Коли захочет сестра замуж, я ее силой удерживать не стану, Ярилу и Ладу гневить. Да ведь судьбу ее не я решаю.

– А кто? – Яровед поднял брови. – Князь Вершина? Он с таким рядом ее в Варгу отпустил, что сам замуж отдаст?

Вполне понятно, если предусморительный князь пожелал оставить за собой право распоряжаться замужеством дочери-волхвы, чтобы не лишиться возможностей заключить через нее союз с нужным родом – или избежать союза с неугодным.

– Нет, – ответила сама Лютава. – Мой дух-покровитель.

Рассказ о духе и наложенном зароке Яроведа ничуть не удивил.

– Бывало и не такое! – заметил он, постукивая пальцами по резной голове ворона в навершии своего посоха. – У меня брат двоюродный по матери, Ирогость, берегиню встретил, она тоже ему все помогала, а потом в девицу вошла и на себе жениться велела. Женился, ничего. Помер, правда, лет через семь, а жена глядь – белой лебедью обернулась и улетела. И твой дух, что ли, сам для себя невесту бережет? Есть у него человек, в кого он входит, и через него хочет сам тебя взять?

– Не совсем так, – с непроницаемым лицом ответил Лютомер, который раньше предполагал именно это. – Но эти знания, отец, нам недешево стоили.

– Я до чужих тайн не охотник, свои некуда складывать. – Яровед усмехнулся. – Но ты, дева, уже знаешь, кто тебе в мужья предназначен?

– Не знаю.

– Так, может, это Бранемер и есть?

– А откуда вы род ведете?

– С верхнего Днепра, а до того, деды рассказывали, племя наше с Дуная-батюшки пришло.

– С Дуная!

Лютава невольно поднялась и прошла по братчине. Именно с Дуная, где жил сам варга Радом, и должен происходить ее таинственный будущий муж. На протяжении нескольких веков славянские роды и племена уходили с благодатных придунайских земель на северо-восток или спасаясь от врагов, или в поисках новых свободных земель, приносили оттуда навыки и умения, а также сказания и песни. Довольно многие роды, на самом деле или по преданию, называли Дунай своей прародиной. В самой Семиладе тоже была часть дунайской крови, и через нее Лютава принадлежала к отдаленным потомкам варги Радома. И ее будущий муж, происходящий от того же древнего корня, мог родиться где угодно. Так почему бы и не на Десне, не в роду Витимера Старого?

Сердито сузившимися глазами Лютомер следил за тем, как она в волнении ходит туда-сюда. Вся его человеческая и божественная сущность противилась тому, чтобы отдать ее неведомому жениху. Именно сейчас, когда этот жених обрел имя и род, Лютомер вдруг понял, что ему наплевать на судьбу и обеты и что он готов драться за нее с кем угодно – хоть с самим варгой Радомом! Сколько ни пытался он привыкнуть и смириться с тем, что рано или поздно она уйдет, но так и не привык. И не смирился. Все существо его восставало против мысли расстаться с ней. И если для этого надо изменить саму судьбу – где она, судьба, где ее веретено? Лютомер чувствовал в себе силы совершить все что угодно. И остановит его только одно – если сама Лютава захочет уйти.

А сама Лютава невольно ломала руки, пытаясь усмирить бурю в душе и понять, чего же она хочет. Сама мысль о том, чтобы расстаться с Лютомером и уйти к чужому человеку в чужой род – не когда-нибудь в туманном будущем, а прямо сейчас! – вызывала в душе резкое возмущение. Но она должна! Она обязана, в этом состоит ее долг, ее благодарность по отношению к духу-покровителю. Он спасал ей жизнь, чтобы позже она дала возможность жить ему. Да и не может ведь это продолжаться вечно! Сколько они с Лютомером еще смогут жить в том дремучем лесу, который отделен от сегодняшнего дня парой тысяч лет? И ей, и Лютомеру пора наконец расстаться с Варгой и вернуться к людям. По-настоящему вернуться и жить по простым человеческим законам. Если она выйдет замуж, то и Лютомер наконец возвратится в род Ратиславичей, женится, обзаведется детьми… Пусть даже умыкнет для этого Семиславу оковскую, если никто другой не приглянулся… И займет со временем ту скамью, покрытую медвежьей шкурой, чья судьба вызывает в Ратиславле так много волнений… Для всех будет лучше, если это наконец случится.

И в первую голову для нее самой. Ей восемнадцать лет, у иных ее ровесниц уже по трое детей. И она могла бы уже иметь троих, если бы ей не приходилось ждать, пока покровитель из Навного мира подаст ей тот единственный знак, ради которого она живет. Как долго еще дожидаться? Может быть, ее судьба уже стоит у порога? Ведь кому и оказаться тем избранником, как не князю, удалому молодцу, прославленному воину? И даже то, что у Бранемера от двух жен нет детей, казалось знаком судьбы – он ждет ее, как она ждет его.