Шрифт:
Вы как профессиональный преподаватель готовили своего сына к поступлению в институт?
Если надо было что-то рассказать по истории, рассказывал. Но целенаправленно ничему не учил. Мы с сыном в основном играли в футбол. Образованием Андрея занималась жена. И языку учила, и тетрадки проверяла. Сейчас Андрею 25 лет, он юрист.
— А почему Андрей решил нарушить семейную традицию?
— Это был его собственный выбор. Мы с женой всячески намекали сыну, что быть историком не так уж и плохо, да и на исторический легче поступить. Но Андрей пошел своим путем.
— На ТВ вас позвали Евгений Киселев и Олег Добродеев. Где вы познакомились?
— С Киселевым мы познакомились в компании (моя однокурсница была родной сестрой его близкого друга). Потом туда я привел Мишу Осокина, который был моим однокурсником и приятелем. А с Олегом Добродеевым мы работали вместе в Институте США и Канады.
Хорошо, когда пытаются, или забывают, не врать, то Всех Гомеров, Гесиодов и Геродотов, оказывается, водили и вводили по единой цепочке, которая изначально подразумевает либерализм, толерантность мысли и, главное, самостоятельность. Еще приятней и милее случайные встречи с Добрым и Деятельным товарищем из самого безобидного русского вуза.
— С чего вдруг они решили, что из преподавателя может получиться хороший комментатор информационной программы?
— А они меня позвали не как журналиста, а как грамотного историка.
— В то время создавалась служба информации, получившая потом название «Вести». В свою очередь, внутри этой службы создали группу, которая занималась обеспечением информации. Возглавить эту группу и позвали меня. А уж журналистикой я сам начал заниматься. Через четыре месяца стал закадровым комментатором, а через полгода появился в кадре. Как-то мне сказали: «Хватит тебе за кадром сидеть. Покажись». Вот я и показался (это был комментарий на 10–12 секунд).
Ой, товарищи, по грамоте политической, исторической и, пардон за тавтологию, грамматической поговорим отдельно — в иных главах. И не потому, что мы так захотели. А потому что так получилось. Волею пославшего все эти импульсы главного героя, грамотея. Который взял и показался. Вершинный момент не помним, но, видимо, уже тогда случайно подвернувшийся Фукидид елыдинизма смикитил укутать свое безвольное подбрадие ершистой щеткой.
— Попробовали — и эфир вас затянул…,
— Моя новая работа ничем не отличалась от работы за кадром. Так же писал текст, так же его пересказывал.
— Многие, попробовав работать в кадре, без этого уже не могут…
— Сначала меня это возбуждало, увеличивало адреналин в крови, потом стало раздражать, а еще позже пришла привычка на узнаваемость. Сегодня я комфортно себя чувствую. Для меня это как видеть свое лицо в зеркале. Все же в зеркале видят свое лицо, и никого это не поражает.
Поздравляю, ведущий решил самый свой сложный вопрос! Действительно, видеть в зеркале то, что, в принципе, должно не препятствовать, а возбуждать террористическую истерию кавказского замеса, и при этом увериться, что оно и есть — отражение привычно узнаваемого лица, которое не то, что не будет бито, а даже комфортно себя чувствует — все это является поразительным феноменом самолюбования. И историку это должно напомнить очень неприглядные картины той же античной истории, когда возбуждение и увеличение адреналина, ну никак, никак не способствовали позитивному развитию общества. Ни при Тиберии, ни при Калигуле, ни при Нероне, ни при Комоде, ни при Гелиогабале
— Работа на ТВ для вас была неожиданностью или вы сами подумывали сменить деятельность?
— В то время я собирался работать только в Историко-архивном институте. Мне нравилось преподавать. Да и устал я разрываться между тремя работами. Поэтому, когда меня позвали на ТВ, я, честно говоря, растерялся. Я всегда переживаю, когда не выполняю свои обещания. А в тот момент я уже пообещал маминой подруге, что полностью перейду в институт. Немного помучившись, набрался смелости, пришел и объяснил, что мне предложили другую* работу, другую ответственность и другие деньги. Наталья Басовская меня поняла.
— Вы ушли из-за зарплаты?
— Зарплата сыграла не последнюю роль. Тогда на трех работах я получал 250 рублей, а тут на одной мне предложили 500 рублей.
У этих плачущих по поводу неисполнения своих нравственных обязательств господ зарплата всегда играет «не последнюю роль», и они вовек не поверят, что для других «не последняя роль» зарплаты — не фактор.
— Вы сразу согласились на предложение Добродеева и Киселева?
— Нет, я взял месяц на размышление.
— С родственниками советовались?
— Только с женой. Она посоветовала идти не раздумывая. Я же сомневался.
Если не брешете, бывало и такое — Сванидзе в здравом уме. j
— Какую роль в вашей жизни играет самообразование? Есть ли что-нибудь такое, чем вам хотелось бы овладеть?
— У меня до сих пор так называемый комплекс Василия Ивановича Чапаева. Помните, Петька его спросил: «Василий Иванович, а в мировом масштабе могли бы командовать?» — «Да. Только языков не знаю», — ответил Чапаев. Конечно, языки я знаю лучше Василия Ивановича, но хуже, чем хотелось бы. По-английски читаю и объясняюсь без труда, но не могу сказать, что знаю язык в совершенстве. Политические тексты понимаю и по-французски, и по-испански. Испанский я учил в институте, и сегодня очень себя корю, что так и не выучил этот безумно красивый и безумно легкий язык. Мне очень хочется выучить несколько иностранных языков, но уже на это нет ни времени, ни сил.