которого стояла одинокая сосна. Весь остров был засыпан падалью, обломками

кораблей, костями, истлевшими растеньицами и растрескавшимися камнями. Здесь

покоились останки всех кораблей, когда-либо подплывавших к Инис-Скайту,

здесь же лежали их грузы и их экипажи. Повсюду были разбросаны ржавые

доспехи и оружие, пожелтевшие кости людей и животных. Корум и Ильбрик

набрели на кучу черепов, рядом с которой возвышалась и другая куча,

сложенная из ребер. Истлевшие хлопчатые и шелковые ткани былых одеяний

трепетали на холодном ветру, который нес с собою слабый запах тлена. Кожаные

камзолы, ремни, башмаки и рукавицы окаменели и растрескались. Железные и

бронзовые орудия были собраны в ржавые кучи; драгоценные каменья, которыми

были расцвечены их рукояти, потемнели и потускнели так, словно и они были

подвержены тлению. Повсюду кружили облачка пепла. Едва опав наземь, пепел

вновь вздымался вверх, повинуясь порывам ветра. Остров был напрочь лишен

какой бы то ни было живности - здесь не было ни ворон, ни шакалов, всех тех,

кто мог бы вдоволь насладиться гниющей плотью,

– Миражи малибанов мне нравились больше, - проворчал Ильбрик, - пусть они

едва не доканали нас.

– Реальность оказалась страшнее, - ответил Корум, поплотнее закутавшись в

плащ. Близилась ночь, друзья перебирались с кучи на кучу, пытаясь отыскать

место для ночлега.

Взгляд Ильбрика остановился на каком-то предмете. На земле лежала

перевернутая боевая колесница, рядом с которой валялся скелет лошади.

Перебравшись через зловонную кучу, Ильбрик коснулся колесницы рукой, и из

нее с сухим треском выпал скелет возничего. Сидхи склонился над колесницей и

достал из нее запыленный бесформенный предмет. Он нахмурился.

– Что ты там нашел, Ильбрик? - спросил Корум, пробираясь к своему

товарищу.

– Сам не знаю, дружище.

Корум стал рассматривать находку Ильбрика. Это было старое рассохшееся

седло, с ремнями, истертыми настолько, что, казалось, их можно было порвать

рукой. Половина заклепок выпала, остальные насквозь проржавели. Корум счел

эту находку совершенно никчемной.

– Старое седло.

– Седло как седло - ничего особенного.

– Тонкой Гриве такое седло не подойдет. Оно сшито для смертных животных.

Ильбрик кивнул.

– Конечно не подойдет.

Тем не менее, он взял седло с собой.

Друзья вышли на берег и нашли сравнительно чистое место, на котором и

решили заночевать.

Ильбрик долго не ложился. Он сидел, скрестив ноги, и вращал старое седло

то так, то эдак. Корум слышал его бормотание:

– Неужели остались только мы? Неужели теперь нас только двое?

Наступило утро.

Бледные воды заалели, словно их напитала кровь гигантского морского

зверя. Солнце поднималось из-за горизонта, расцвечивая златом облака и

волны.

Великолепие восхода и красота морской шири делали островок особенно

жалким. Он представал эдакой отстойной ямой, в которую обращали мир великие

цивилизации, движимые непомерными притязаниями. Остров этот и был подлинной

Империей Малибанов.

Вставать не хотелось. Голова была тяжелой, все члены ныли. Корум стал

разминать пальцы, онемевшие настолько, что живая рука казалась ничем не

отличимой от протеза. Он потянулся и благодарно вдохнул воздух, напитанный

чистотой и прохладой моря. Пустая глазница его воспалилась. Он снял повязку,

обнажив молочно-белый рубец и повернулся лицом к ветерку. Обычно Принц

скрывал от чужих глаз свою рану, но теперь это казалось ему смешным. Ильбрик

расчесал свои золотистые волосы и, собрав их в косы, обвязал голову шнуром,

сплетенным из золотых нитей. Голову сидхи защищал разве что этот шнур. Шлема

Ильбрик не носил, ибо считал это чем-то зазорным.

Друзья подошли к воде и омыли свои тела соленой морской водою. Море было

неожиданно холодным. Коруму вдруг подумалось, что в скором времени может

замерзнуть и оно. Похоже, Фой Мьёрр празднуют победу за победой. Быть может,

Бро-ан-Мабден уже обратился в ледяную пустыню.