Я не буду особенно занимать твое время, я только хочу высказать кое-что, в чем я был ъ тобой не согласен. Первое, это твой старый пароль насчет set and setting.

Ты создал целую традицию с этой фразой. Теперь любой старый комментатор, который живет за счет того, что объясняет все, что угодно, в том числе и действие ЛСД — я имею в виду такого, который сам ни разу не дерзнул попробовать магических снадобий, но тем не менее претендует на то, что все о них знает, — с самым серьезным видом ввернет твою фразу про set and setting. Все зависит от внутреннего настроя, с которого вы начинаете, обстановки и атмосферы места, где вы принимаете ЛСД (или грибы, или еще что-нибудь). Холодная, кричаще-чистая обстановка больницы или психологической лаборатории — и вы будете напуганы и дезориентированы после приема всученного вам ЛСД. Прекрасный сад или умиротворяющая пустыня — и вы испытаете блаженство. Это, бесспорно, правда, но комментатор, который ищет материалы, чтобы набить ими свой учебник, не видит зак-люченного здесь парадокса. Психологическая лаборатория это изначально не то место, в котором вы должны достигнуть экстаза. Она является средством для получения нейтральной информации. Автор учебника упускает из внимания, что его мировоззрение спровоцировано неудачными опытами. Но и там не так просто создать условия для чистого эксперимента.

Испытуемый склонен считать, что не лаборатория и профессор в ней, а ЛСД которое профессор дал ему, является причиной его угнетенного состояния, паники и ужаса, когда он по ошибке принимает «тигра» за реальность. Идиотский термин «галлюцинации» тяготеет над восприятием испытуемого. Кому, на хуй, нужны галлюцинации? Ни мне, ни тебе, никому, у кого все в порядке с головой. Так почему же люди принимают ЛСД, господин профессор? А хрен его знает, поди пойми, они, наверно, психи.

Вот здесь уже, боюсь, начинается путаница с твоим set and setting, ставшим расхожим штампом. Конечно, в этом есть доля истины. «Set», конечно, весьма двусмысленно, но «setting» совсем нет. «Set» (обстановка) может означать внутреннее состояние человека, которому не стоило бы принимать ЛСД в таком месте, которое изначально отмечено печатью шизофрении, но, с другой стороны, 99 % населения, для которых при приеме ЛСД все было в порядке, здравствуют и процветают. А может, это просто значит, что он встал утром не с той ноги или, наоборот, встал с той. Проблема со слоганом set and setting в том, что он слишком схематичен. Он не объясняет, какие преимущества или, наоборот, неудобства он приносит.

Видишь, я лезу с какими-то пустяками в твой день рождения. Что ж, больше некому это сделать, так что извини. Мы не всегда бывали едины во мнениях по научным вопросам. Пожалуй, ты прав, что науке нет места в магических опытах. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Ты имеешь в виду, что научные теории — это неподходящее средство для того, чтобы объяснять действие ЛСД. Бихевиоризм, разновидности анализа, faux [20] теория когнитивной психологии, которая вытеснила бихевиоризм и психоанализ в 1960-е, — ничто из научных методов или теорий не в состоянии объяснить воздействие ЛСД. Но я думаю, что ты сделал обобщение, которое не подтвердится будущим. Исходя из несостоятельности современной философии, ты пришел к убеждению, что наука, то есть научный метод, вообще неспособна сделать понятным эффект ЛСД. Несомненно, такое неуважение к науке и послужило не в последнюю очередь причиной твоего изгнания с старого факультета Гарри Мюррэя в Гарвардском университете.

Итак, что я хочу сказать. Я думаю, что ты все-таки не полностью поставил крест на науке и в каких-то потаенных ее углах должно быть разумное объяснение потрясающих эффектов священных снадобий. Что, в конечном счете, послужит к ее вящей славе и, быть может — кто знает, — откроет новые теоретические перспективы, которые дадут, благодаря ЛСД, заветный ключ для ответа на загадку, которая мучила Дж. Б. Уотсона: «Что же это за штука, которую называют сознанием?»

Я думаю, а что, если бы ты остался в Гарварде и продолжил свои исследования и, быть может, обнаружил причину действия ЛСД вместо того, чтобы исполнить мечты поколения, стремившегося к духовному опыту? Что было бы сейчас с теми миллионами людей, которые навсегда останутся благодарными тебе за то, что ты для них сделал? Передача горсти пилюль с псилоцибином фирмы Sandoz на углу возле бара в Гринвич-Вилледже выросла, благодаря не кому иному, как тебе, в открытие для Северной Америки, а вскоре и Западной Европы, пути к совершенно невероятному опыту.

Как-то я разговаривал с одной знакомой, жизнь которой была спасена благодаря приему МДМА, которое открыло ее сердечную чакру, и я высказал предположение: что было бы, если бы Тим остался в Гарварде простым ученым? Моя подруга ответила, что, вне всяких сомнений, сейчас ее просто не было бы в живых. Мы все знаем, что ЛСД (или МДМА) спасает жизни, если употреблять его правильно и со знанием. Просто не надо впадать в крайности. Многие миллионы людей, которые к сегодняшнему дню уже имели опыт употребления ЛСД и родственных ему веществ, должны благодарить именно тебя за «новое вино», которое больше не надо наливать в «старые мехи». Духовная революция, которая так долго откладывалась, наконец началась. Благодаря тебе.

Итак, мы встретились в Ньютоновском центре, потом встретились в Текате на дискусси и с Авеном Торсом, когда думали, что, возможно, и он присоединится к ЛСД-организации, затем мы встречались на острове Доминика, где, как предполагалось, может осесть эволюционная коммуна, и, наконец, встретились в Торонто, где я познакомил тебя с моей Розой, помнишь? Но наши тропинки пересекались редко. Моя собственная завела меня в смутную эпоху, которую переживает сейчас современная психиатрия, в которой нет места чему-то из ряда вон выходящему или тем более священному. И я не перестаю думать о том дне, когда настоящая теория сознания сможет быть создана при посредстве ЛСД, которое будет использовано в качестве научного инструмента. Так что мы стоим на разных полюсах этого ребуса.

Но я люблю тебя.

И прощай.

Тим Лири изменил мир и с холодным бесстрашием встречал нападки противников, которые часто доходили до истерии. Он ни разу не потерял самообладания и достоинства, благодаря полной уверенности в том, что делал.

Он был одной из наиболее влиятельных фигур века. Может быть, какой-нибудь другой век оценит по достоинству все его значение. И посмотрим тогда, где будут его противники'через несколько столетий.

Я горжусь тем, что был другом Тима Лири на протяжении многих лет.