– В детстве я была беспомощной и уязвимой. Но теперь уже, к счастью, выросла, так что провести меня тебе не удастся.

– Дело в том, что ты хотела, чтобы я тебя обманывал. – Он широко улыбнулся и направился к выходу. – Да и сейчас тоже хочешь.

С этими словами Вон вышел и закрыл за собой дверь, так что Клер даже не успела ни ответить ему, ни сказать «до свидания». Она вернулась в кухню, взяла бокалы и поставила рядом с мойкой. Неправда. Ей вовсе не хотелось быть обманутой. А вот нравиться хотелось. Она включила кран и капнула в раковину немного лимонного «Джоя». Да, ей всегда хотелось нравиться умному, веселому и озорному парню. Наверное, в этом и заключалась история ее жизни. История грустная и даже немного жалостливая, но в, то, же время правдивая.

Раковина наполнилась, Клер выключила воду и опустила бокалы в теплую пушистую пену. Если честно и непредвзято взглянуть на собственное прошлое, то можно обнаружить все те же деструктивные принципы. А если довести честность до крайнего, почти болезненного предела, то придется признать, что она позволила детству оказать влияние на свою дальнейшую, взрослую, жизнь.

Конечно, сознаться в этом нелегко, но игнорировать очевидное просто глупо. Она действительно не хотела об этом думать, но всего лишь потому, что ненавидела шаблоны и штампы.

В колледже Клер всерьез занималась социологией и с интересом читала все, что касалось детей, выросших в неполных семьях. Себя она считала исключением из статистических данных. А статистика с суровой непреклонностью свидетельствовала, что девочки, воспитанные без отца, раньше и активнее приходят в сексуальною жизнь, а также больше подвержены риску самоубийства и преступлений. Ей самой ни разу в жизни не приходила в голову мысль об убийстве. Полиция ни разу ее не задерживала, а девственность она потеряла на первом курсе колледжа, в то время как ее подруги из полных семей сделали это еще в школе. Так что Клер убедила себя в полном отсутствии у нее классических комплексов и синдромов.

Нет, Клер вовсе не могла заподозрить себя в сексуальной неразборчивости. Она всего лишь страдала от эмоциональной пустоты, а потому постоянно искала мужского одобрения, чтобы заполнить душевный вакуум. И вовсе незачем было чересчур внимательно вглядываться в собственную жизнь, чтобы понять, почему для внутреннего комфорта ей требовалось мужское внимание.

Клер вымыла хрустальные бокалы и поставила их на полотенце. Как ни крути, а выросла она без отца. В тех нечастых случаях, когда ребенком Клер ездила к нему в гости, в доме она неизменно заставала красивую женщину. Всякий раз новую. Подруги отца окончательно сбивали с толку маленькую девочку в больших очках и с большим ртом на худеньком личике. Заставляли чувствовать себя еще непригляднее и неувереннее. В этом не было их вины. Красавицы как раз старались проявлять внимание и сочувствие. Но и ее вины тоже не было. Она была ребенком, и так проходила жизнь – ее жизнь. Только почему-то мисс Уингейт до сих пор позволяла старым переживаниям влиять на ее отношения с мужчинами.

Клер открыла ящик и достала еще одно полотенце. Вытирая руки, неожиданно пришла к болезненному выводу. Очень простому. Она опускалась до тесного общения с не слишком достойными партнерами лишь потому, что в тайной глубине души считала достижением даже такую связь.

Конечно, это прозрение никак нельзя было принять за просветленный момент истины, которого она с нетерпением ждала, чтобы объяснить свои отношения с Лонни. Открытие даже не отвечало на вопрос, почему Клер не видела странностей, давно и ясно замеченных всеми вокруг. Но осознание правды позволяло увидеть, как и почему она довольствовалась отношениями с мужчиной, который не мог подарить ей настоящей любви.

Неожиданно рядом со старинной фарфоровой чайницей запел телефон. Клер взглянула на определитель и увидела номер Лонни. С тех пор как бывший жених оказался в опале, он упрямо звонил каждый день. Она ни разу не подняла трубку, а он ни разу не оставил сообщения на автоответчике. Но вот сейчас пришло время снять трубку.

– О, ты дома!

– Да.

– Как дела?

При звуке хорошо знакомого голоса зияющие пустоты в душе мгновенно воспалились и заболели.

– Прекрасно.

– Может быть, встретимся и поговорим?

– Говорить нам не о чем и незачем. – Клер закрыла глаза и постаралась оттолкнуть боль. Щемящую боль утраты любви к несуществующему человеку. – Будет лучше, если мы оба просто двинемся дальше.

– Но я не хотел тебя обидеть.

Глаза Клер мгновенно открылись.

– Не понимаю, как можно пойти на столь циничный обман. – Она горько рассмеялась. – Ты жил со мной, иногда занимался любовью, сделал предложение – и при этом не испытывал физического влечения. Так на что же именно я не должна обижаться?

В трубке повисла тишина.

– Ты стала саркастичной, – наконец произнес Лонни.

– Вовсе нет. Но я искренне хочу знать, как можно лгать два года и после этого заявить, будто и не собирался меня обижать.

– Это правда. Я не гей. – Сейчас он снова лгал; ей – точно, а возможно, и себе самому. – Я всегда мечтал о жене и детях. А еще о доме, окруженном невысоким заборчиком. И сейчас мечтаю. Это и делает меня нормальным мужчиной.

Клер почти жалела беднягу. Ведь Лонни растерялся и запутался больше, чем она сама.