Шрифт:
Элизабет, при всем гордом нежелании признавать полезность дружбы с леди Инглбур, радовалась, что эта дружба могла бы привести к преодолению разрыва и отношениях со столь важным родственником, как граф Мэддерсфилд.
Проскользнув в кровать той ночью, она сказала:
— Как прав ты был, когда говорил о важности внимания ко мне со стороны леди Инглбур. Но предупреждаю: непростительно для мужа так часто оказываться правым.
Он взял ее лицо в свои ладони, и его пальцы погрузились в ее волосы.
— Почти с самого начала нашего знакомства я предупреждал тебя, что я все тщательно обдумываю, прежде чем выразить свое мнение. Разве ты не запомнила это?
— Действительно, я не вняла твоему предостережению.
Она скатилась под одеяло:
— И теперь я полностью в твоей власти.
— Неужели?
В дрожащем пламени свечи он наблюдал, как шевелятся ее губы, когда она произносит: «Тебе судить».
— Как это у тебя получается? — спросил ее Дар-си. — Я рвался на поле битвы, размахивал мечом, готовый встать на твою защиту, а ты укрощала самую отъявленную врагиню словом и порабощала ее приспешников взглядом.
— Надеюсь, ты маркизу не называешь «отъявленной врагиней». Но я вообразить себе не могу, будто ты подразумеваешь, что я победила твою тетю.
— Мое метафорическое «отъявленная врагиня» — суть ограниченность и жестокость толпы.
— Ты действительно чувствовал, что тебе, скорее всего, придется защищать меня?
— Когда мы только приехали в Лондон, очень даже чувствовал. — Он поднес длинный завиток ее волос к своим губам.
— Прошу тебя, не подумай, что я сомневался в том, как тебя примут среди тех, кого я считаю друзьями. И все же я знал о предубежденности некоторых своих знакомых и готовился отшвырнуть от себя любого, кто посмеет обидеть тебя.
— Правда? Сначала и я чувствовала некоторую нервозность. Но не страх. Удивительно, но, начиная с самого детства, я не могу вспомнить, чтобы я по-настоящему чего-то боялась.
— Твоя храбрость стала одним из первых качеств, которое восхитило меня.
Она отвернулась от света свечи.
— Хотя я никогда не чувствовала страха… — начала она. Он обнял ее:
— Ну?
— Ну? — Она засмеялась.
— Хотя ты никогда не чувствовали страха… ну, а дальше?
— Тебе повезло, что у моего папы отменное здоровье.
— Ты уходишь от темы.
— Разве? Если бы мой отец умер прежде, чем любая из его дочерей вышла замуж, нам с тобой не пришлось бы никогда встретиться. Я жила бы в бедности в коттедже, с мамой и всеми моими сестрами. Сестры Бингли могли бы прослышать о нашем тяжелом положении и послали бы нам какие-то из своих старых платьев.
— С превеликим удовольствием, надо думать, — засмеялся Фицуильям.
— Скорее всего, — она приподнялась на локте. — Добродетель должна иметь земную, а не только небесную награду.
Она погасила свечу.
— Это ваше предназначение — дарить мне земную награду, госпожа?
Она тихонько засмеялась в темноте.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Леди Кэтрин условилась принять некоторых гостей весной и уехала домой в Кент. Полковник Фицуильям вернулся в свой полк. Китти Беннет томилась в Хартфордшире, постоянно, но безуспешно докучая отцу, на каждом шагу уговаривая его разрешить ей вернуться в Лондон.
Их отсутствие никак не повлияло на Элизабет в ее первом лондонском сезоне.
Она с восторгом пользовалась каждой возможностью бывать с сестрой Джейн, теперь миссис Бингли. Дружба Бингли с Дарси гарантировала удовольствие при их частых встречах для всех четверых. Она также наслаждалась обществом Фоксуэллов и их круга, хотя теперь этот круг оказался сужен из-за отсутствия внимания со стороны леди Кэтрин.
К марту всему фешенебельному светскому Лондону стало ясно, что миссис Фицуильям Дарси неколебимо пользуется уважением маркизы Инглбур. Даже если кто-то из прежних знакомых Дарси и проявил некоторую холодность, когда им впервые представили Элизабет, она и не заметила этого. Дарси понял, что причиной было влияние его тети, и больше не обращал на них внимание. Их попытки восстановить знакомство были встречены Дарси с холодной вежливостью.
Элизабет давно научилась применять свое остроумие, чтобы дистанцировать себя от незначительного положения, которое жизнь определила для нее при рождении. Дамы, приготовившиеся быть добренькими с провинциальной девочкой, из-за которой Дарси столь необъяснимым образом потерял сердце (и разум), столкнулись с невостребованностью их снисходительности. Это ее общества искали (а не она искала их общества) сначала из-за ее успеха у маркизы, но позже в равной мере из-за ее собственного обаяния и остроумия. И все же нельзя было утверждать, что все они сумели бы оценить эти ее качества, не окажись она столь удачливой, чтобы приобрести уважение леди Инглбур.