Шрифт:
Вот этого уж фиг дождёшься, с грустью думаю я про себя, а вообще-то, не плохо было бы…
– Да ведь ты же сам! Ну, мам, пап! Он же сам, вы ж помните! Какой скандал он тогда закатил! У-у, Занозинский… Да фиг с тобой, дрыхни ты где хочешь… - силы оставляют Пашку.
– И зачем только люди в цирк ходят?
– спрашивает у меня дядя Саша.
Я в ответ пожимаю плечами. Когда я у сероглазого дома, мне всегда спокойно за судьбу этого Мира. Уж коль здесь есть такие люди, как Пашка со своей семьёй, то значит всё ОК. Один только Никитос, смог бы не напрягаясь, дать сто очков вперёд любому из Зол моего Гирлеона…
– Как я иногда завидую Наташе!
– говорит тётя Таня.
– Покой, тишина, порядок. Илья на ушах не ходит, мебель не роняет, в комнату к нему можно спокойно зайти, - на голову ничего не упадет, и ноги не отобьёшь о гантели какие-нибудь, никому не нужные.
Вообще-то, в её голосе больше счастья и тихой радости, чем зависти. Никита начинает выбираться из-за стола, гремит табуретом, роняет на пол вилку, задевает всё, что можно задеть. Мы все привычно хватаемся за тарелки на закачавшемся столе.
– Я гулять пошёл. Чао!
– Заноза уже в коридоре.
– Пока всем!
– Умойся после вареников!
– кричит ему вдогонку тётя Таня.
– И на пустырь чтобы ни ногой!
Поздно! Лёгкий, как майский ветерок, её младший отпрыск исчезает за дверью, хлопнув ею так, что гул стоит по всему дому. Мы вчетвером, переглянувшись, все одновременно вздыхаем с облегчением.
– Вот ведь пропеллер уродился!
– улыбается дядя Саша.
– И как это мы с тобой, мать, умудрились?
– Гены, Саня, это всё гены. Ты себя вспомни в молодости. Хотя Никита тебя, конечно, превзошёл.
– Ну, иногда он совсем даже ничего, - стараюсь я быть объективным.
– Да? А хочешь, Илья, мы его тебе подарим?
– оживляется дядя Саша.
– Забирай! И балалайку его в придачу!
– Да нет уж, спасибо. Тем более с балалайкой!
– я в ужасе.
“Балалайка”, - это Занозин бумбокс, вещь, определённо имеющая связь с тёмной стороной этого Мира. И ронял его Пашка, и чаем поливал, и антенну срезал, - всё впустую! Проклятая цыкалка работает, как ни в чём не бывало! И когда у Никиты есть подходящее настроение, настроенная вечно на одну волну, как не крути колёсики, она с надрывом оглашает квартиру хриплыми слезливыми стонами каких-то приблатнённых лабухов с “Радио Шансон”.
– Я уж лучше вашего старшего возьму, его я в любых количествах переношу, хоть он и кусается как бультерьер.
Пашка бросает на меня возмущённый взгляд.
– Скажи спасибо, что сегодня отвертелся! Нет, видали? Кусаюсь я!
– А что было сегодня?
– спрашивает тётя Таня, принимаясь за посуду.
– Да, что было сегодня? Оставь, Таня, мальчишки уберут, - дядя Саша с улыбкой смотрит на нас.
– Чуть не утопил он меня, вот что!
– Мамсик у вас сын, - грустно констатирую я, собирая тарелки.
– Мамсик, мамсик, - радостно соглашаются Пашкины родители.
– Ага, мамсик! Сами вы! Вот вас бы так!
– огрызается сероглазый.
– Но я Илюхе показал! Так его скрутил, он аж взвыл!
Он нагло смотрит на меня хитрющими глазами. Скрутил, значит?
– думаю я, рассеяно слизывая вишнёвый сок с пальцев.
– Ну-ну… Сегодня я тебе, поганцу, покажу, что такое скрутил!
– Скрутил, говоришь? Илюшку? Взвыл, говоришь?
– Пашкин отец недоверчиво смотрит на своего старшего.
– Ну, может, и не взвыл, но ножик мой поточить точно обещал, - поняв, что слегка перебрал, идёт на попятный Пашка.
– Как же это ты так, Илья, а?
– сочувственно спрашивает дядя Саша, - будучи охотником, он полностью разделяет моё отвращение к Пашкиной ковырялке.
– Да уж, попался ты, Илюша, - говорит тётя Таня.
– Мальчики, вы сегодня вдвоём не особо там резвитесь. Павлик, к Илье не приставай, веди себя прилично. Кушать у вас есть что, Наташа вам всё оставила, просила только, чтобы вы горячее ели, и никаких пицц. Илья, не потакай Павлику, да и недёшево это.
– Это я-то к нему пристаю?
– Пашка отрывается от раковины с посудой.
– Я, значит, руки выкручиваю? Кто кого топил, а?
– Я его учил пяткой дышать, - объясняю я Пашкиным родителям.
– Мало ли, всякое в жизни может пригодиться…
Мы с Пашкой, убравшись на кухне, сидим у него в комнате.
– Пошли к тебе, Ил, я курить хочу.
– Здесь кури.
– Ну кончай, пошли!
– Сдать тебя дяде Саше, что ли?
– задумчиво говорю я.
– Надоело мне с тобой в одиночку бороться.
– Сначала я покурю, а потом сдавай, по факту. Да пошли уже, зараза ты!
Он тянет меня за руку. Я сначала упираюсь, потом, делая вид, что уступаю, бросаюсь Пашке за спину, хватаю его правой рукой за горло, а левой зажимаю ему одновременно рот и нос.