– Что? И кто отдал такой приказ?

– Уж конечно, не я, Брэндон.

– Но он поступил из твоего ведомства? Кто мог его отдать?

– Ты ничего не понимаешь. Это мог сделать любой, но кто осмелился?

– Разорви своих людей на части! – заорал взбешенный Брэндон. – Вздерни всех сукиных сынов и дочерей на дыбу так, чтобы они истекли кровью! Меньшим ограничиться нельзя – можно считать, эти люди сами нажимали гашетку пулемета и сбрасывали бомбы. Восемь человек убиты, еще четверым скорее всего не выкарабкаться. Сделай же что-нибудь, Фрэнк! Я не могу, но ты можешь. Черт побери, это же твоя епархия!

– Да, это моя епархия, и все будет сделано так, как я скажу, потому что я в ответе за все. Но я не собираюсь принимать решения, основываясь на чистом упрямстве или желании проштамповать своим клеймом все, что угодно.

– Вот как?.. – Скофилд осекся; помолчав, он схватил Шилдса за руку. – Ну хорошо, Косоглазый, я это заслужил.

– Да, полагаю, заслужил.

– Пойми, я зол как сто чертей!

– Как и я, Брэндон, – сказал заместитель директора, не отрывая от Скофилда взгляда своих прищуренных глаз. – Но тот внутренний разгром в Управлении, который ты предложил, лишь загонит наших врагов еще глубже под землю, при этом создав для них атмосферу максимального процветания. Междоусобные распри могут быть очень эффективным отвлекающим маневром.

– О господи, – пробормотал Брэндон, выпуская руку Шилдса. Они медленно двинулись дальше. – Наверное, вот почему ты аналитик, а я – нет… Но вот что я никак не могу взять в толк: раз именно я встал поперек горла, почему бы просто не натравить на меня наемного убийцу, который решил бы проблему одной пулей в голову? Просто, чисто и быстро, с минимальным риском и максимальной вероятностью успеха. Видит бог, среди нас есть предатель. Красный шарик повесил не один из эльфов Санта-Клауса.

– Да, но ты сам ответил на свой вопрос. Тот, кто это сделал, знал, что ты, Антония и Прайс крайне редко находитесь вне зоны наблюдения службы безопасности лагеря.

– Это правда?

– Абсолютная. Мы постарались предугадать все мыслимые варианты. Такие огромные силы и средства, не говоря про финансовую составляющую, были затрачены не для того, чтобы с тобой расправились так просто.

– Но почему я ничего не заметил? Ни я, ни Тони, ни Камерон? Как-никак, мы далеко не любители.

– В основном наблюдение осуществлялось издалека. Какой-нибудь сержант связывался по рации с капралом и докладывал, что Бомба – это ты – покидает сектор шесть, встречайте его в седьмом. Мы разделили территорию лагеря на квадраты – остальное сам знаешь.

– Слежка сменяющими друг друга машинами, – согласился Скофилд. – «Коричневый седан сворачивает с Восьмой авеню, ведите его по Сорок шестой улице».

– Совершенно верно. Подобная тактика до сих пор не потеряла своей эффективности.

– Все старое, как правило, оказывается лучшим, Фрэнк… Черт побери, о чем это мы разглагольствуем? Мы сидим по уши в дерьме и рассуждаем, словно два практиканта!

– Мы разговариваем о таких вещах, Брэндон, для того чтобы иметь возможность думать. Это все, что нам осталось.

– Нам пора перестать думать и начать действовать, Младший.

– Знаешь, Брэй, «Косоглазого» я еще как-то терпел, но «Младший» – это уже слишком. К тому же, как я уже говорил Прайсу, я старше тебя.

– Неужели?

– Если быть точным, на восемнадцать месяцев и одиннадцать дней, мальчик… Поскольку думать ты не хочешь, что ты можешь предложить насчет действий?

– Во-первых, – заговорил Скофилд, – надо сложить воедино все, чем мы располагаем. Молодой капрал, убитый на проселочной дороге; убийца, проникший на территорию лагеря и карабкавшийся вверх по стене, чтобы замочить Тони и меня; Брэкет и Денни убиты, отравлены завтраком, который предназначался мне; воздушный налет, который невозможно проследить, и шарик-целеуказатель, вывешенный предателем, которого невозможно вычислить. И, наконец, есть еще эта Монтроз, связанная с кем-то в Белом доме. Что все это дает?

– Ты все-таки решил сначала подумать, – печально усмехнулся Шилдс. – Однако, что касается Лесли Монтроз, она чиста, хотя она и находится на грани паники. Уму непостижимо, как она еще может работать. По-моему, у нее все мысли должны быть только о сыне.

– Каким образом она вышла на дом 1600? [37]

– Через полковника Брэкета. Он и его жена являются близкими друзьями Монтроз – разумеется, в случае полковника нужно употребить прошедшее время. После похищения, когда с Монтроз связались, как можно смело предположить, представители Матарезе, она была близка к срыву. Обратиться за помощью ей было некуда – определенно, не к нашим болтливым бюрократам. По словам миссис Брэкет, которая сейчас сама находится в стрессе, Монтроз открылась ее мужу, Эверетту, сослуживцу и в каком-то смысле наставнику.

– Получается разумно, – заметил Брэндон, кивая на пятачок бетона, мимо которого они проходили, служивший взлетно-посадочной площадкой для «Черного ястреба». – Она выложила ему все начистоту, потому что он был ей другом, товарищем по академии Вест-Пойнт, близким человеком; Монтроз ему доверилась. Но при чем тут Белый дом?

– Брэкет учился в аспирантуре при Йельском университете, и одним из его однокурсников был Томас Кранстон…

– Это имя мне знакомо, – прервал его Скофилд. – Он ведь был одним из нас, не так ли?