Стивен, мой дармутский сосед по комнате, уже окончивший бизнес-школу, удивлялся, отчего это наша подгруппа не сэкономила себе время, договорившись вообще не собираться. "Я свои подгруппы помню как самых злостных пожирателей времени в Стенфорде", — сообщил Стивен. Уже за две первые недели он обнаружил, что попытки решать задачи вместе поглощают минимум в четыре раза больше времени, нежели это требуется на работу в одиночку. "В общем, мы поделили задачи и просто скалывали ответы вместе, когда приходило время их сдавать. Такие подгруппы даже не годятся, чтобы завести себе друзей, — объяснял Стивен, — потому что объединяться приходится не по своей воле".

Может, и так. Но я не искал себе друзей. Я старался выжить. И поскольку, в отличие от Стивена, из меня математик никакой, надежд на успешное решение в одиночку не имелось. Пусть даже тоскливыми и огорчительными были эти встречи, я в них нуждался.

На компьютерах моими партнерами были Алекс, уроженец Оклахомы и опять-таки Дуг-милитарист. В дневнике отражена следующая сценка. Дело было в воскресенье, после того, как я уже провел шесть часов в подгруппе по "микро".

Ночь — снова ночь. В компьютерном классе. Хотя уже чуть ли не 12 часов, комната забита битком, 150 или 180 студентов кучкуются группками вокруг полусотни экранов. Мы с Дугом и Алексом обосновались вокруг одного из компьютеров, работая над «Бенсоном». Экран залит сотнями чисел, переполняющими ряды и колонки электронной таблицы.

— Чего-то в толк не возьму я ножики эти… — гудит Алекс своим тягучим оклахомским говором. — Может, попробуем поднять цену с $17 до $18 за штуку, а потом в рекламу для них заложим, скажем, тысяч триста, а?

— На рекламу вроде как многовато, — отвечает Дуг. — но я не возражаю, давай набьем цифры и поглядим.

Да я и сам, по правде говоря, не возражаю, так как занимаемся мы этим уже часа четыре. Я давно бросил всякие попытки пытаться понять, что происходит на экране. Дуг выучился на инженера в эпоху своей службы в ВМФ. Алекс не далее как четыре месяца назад работал директором по бюджету всего штата Оклахома. В их лице я вижу единственную мою надежду закончить задание. Мне не хотелось бы их отвлекать.

Я упираю локти в колени, обхватываю голову ладонями и пытаюсь урвать хоть немножко сна…

Так как одна половина занятий приходилась на понедельники и пятницы, а вторая половина — на вторники с четвергами, это оставляло нам среды, теоретически свободные дни: время передышки, богатейший, аж двадцатичетырехчасовой период, когда мы могли заниматься своими делами или нагонять хоть домашние задания, хоть сон.

Но, как и везде, среды оказались одним надувательством.

По средам я мог оставаться в кровати до девяти утра, позволяя себе добавочные два часа сна, но все же обязан был попасть в школу к 11.00, чтобы присутствовать на занятиях для отстающих. Это означало, что если мне удастся быстро-быстро покончить с душем, бритьем, одеванием и проглатыванием завтрака, останется ровным числом час на самоподготовку, оплату счетов по коммунальным услугам, написание писем или попытку подсчитать свои расходы, прежде чем сесть в машину и отбыть в студгородок.

Здесь следует добавить, что у меня лично целый час оставался лишь потому, что я ставил машину на парковке «А», сразу за Литтлфилд-билдингом. У любого другого студента это время еще больше укорачивалось, когда он пользовался парковкой «Б», которая располагалась в эвкалиптовых зарослях, на расстоянии добрых двух десятых мили или пятнадцати минут хода. Но если наклейка на право пользоваться парковкой «Б» стоила $60, то наклейка для парковки «А» тянула на $185. Эту дилемму — как сбалансировать время и деньги — разные студенты решали по-разному.

— Пятнадцатиминутная ходьба, — подсчитывал Филипп, — дважды в день, шесть дней в неделю, десять недель на семестр, три семестра в год… получается девяносто часов. И что, девяносто часов человеческой жизни стоят разницы между $60 и $185? Да никогда! Они стоят гораздо больше!

Мы с Филиппом приобрели себе по А-наклейке.

Джо, однако, обнаружил, что не в состоянии расстаться с такой немыслимой суммой. "Еще 125 баксов? Черта с два! Да я готов в два раза дольше ходить, если мне это сэкономит деньги!" Он купил себе Б-наклейку.

Один наш однокурсник по имени Хаф Оглсби, эмбрион будущего Айвана Боески, [15] не покупал наклеек вообще. Вместо этого он приобрел «додж-дарт» 71-го года выпуска меньше чем за половину цены парковки «А». "Ну отбуксируют машину, — говорил он, — ну и что? А тем временем я буду оставлять ее, где захочу". Эта уловка работала аж до весеннего семестра второго курса, когда кэмпус посетил Горбачев. Ребята из «Сикрет-сервис» кинули на нее взгляд и полицейская техничка тут же утащила ее прочь.