Лошадь как лошадь. Третья книга лирики
вернуться

Шершеневич Вадим Габриэлевич
Шрифт:

Март 1918

ПРИНЦИП КУБИЗМА

А над сердцем слишком вытертом пустью нелепой,Распахнувшись наркозом, ты мутно забылась строкой.Как рукав выше локтя, каким-то о родственном крепком,Перебинтован твой голос тоской.Из перчатки прошедшего выпираясь бесстонно,Словно пальцы, исколотые былью глаза, -И любовь - этот козырь червонный -Распялся крестом червонного туза.За бесстыдство твоих губ, как в обитель нести,И в какую распуститься трещину душой,Чтоб в стакан кипяченой действительностиВалерьянкой закапать покой?!И плетется судьба измочаленной сивкойВ гололедицу тащить несуразный воз.И каким надо быть, чтоб по этим глазам обрывкамНе суметь перечестьЭту страстьП е р е г р е з и в ш и х п о з?!В обручальном кольце равнодуший маскарадною маской измятойОбернулся подвенечный вуальЧерез боль...Но любвехульные губы благоприветствуют святоТвой, любовь, алкоголь.И над мукой слишком огромной, чтоб праздничной,Над растлением кровью разорванных дней,Из колоды пожизненной не выпасть навзничноПередернутому сердцу тузом червей!

Февраль 1918

ПРИНЦИП МЕЩАНСКОЙ КОНЦЕПЦИИ

Жил, как все... Грешил маленько,Больше плакал... А ещеПо вечерам от скуки тренькал На гитаре кой о чем.Плавал в строфах плавных сумерек,Служил обедни, романтический архирей,Да пытался глупо в сумме рекПодсчитать итог морей!Ну, а в общем,Коль не ропщем,Нам, поэтам, красоты лабазникам, сутенерам событий,Профессиональным проказникам,Живется дни и годыХоть куда!Так и я непробудно, не считая потери иНе копя рубли радости моей,Подводил в лирической бухгалтерииБалансы моих великолепных дней.Вы пришли усмехнуться над моею работой,Над почтенной скукой моейИ размашистым росчерком поперек всего отчетаРасчеркнулись фамилией своей.И бумага вскрикнула, и день голубой ещеКовыркнулся на рельсах телеграфных струн,А в небе над ними разыгралось побоищеЗвезд и солнц, облаков и лун!Но перо окунули в чернила выСлишком сильно, чтоб хорошо...Знаю милая, милая, милая,Что росчерк окончился кляксой большой.Вы уйдете, как все... Вы, как все, отойдете,И в сахаре мансард мне станет зачем-то темно.Буду плакать, как встарь... Целовать на отчетеЭто отчетливое незасохнувшее пятно!

ПРИНЦИП АЛЬБОМНОГО СТИХА

Муаровый снег тротуарами завиваетсяКак волосы височками чиновника.Девушка из флигеля косого китайцаПод тяжестью тишины!Девушка, перегнувшая сны!Ты ищешь любовника? Не стоит! Он будет шептать: Останься! Любовью пригладит души непокорственный клок, И неумело, как за сценой изображают поток На киносеансе, Будет притворяться: страдает от вторника В гамаке убаюканных грез. Разве не знаешь: любовник - побитый пес, Которому не надо намордника.Н а и в н а я ! Песок на арене,Как любовь, для того, чтоб его топтать,Я не любовник, конечно, я поэт, тихий, как мать,Безнадежный, как неврастеник в мягких тисках мигрени! Но я еще знаю, что когда сквозь окна курица, А за нею целый выводок пятен поспешит, Тогда, как черепами, Сердцами Играет улица, А с левой стороны у всех девушек особенно заболит.И все, даже комиссары, заговорят про ДантеИ Беатриче, покрытых занавеской веков,Верь! Весь звон курантовТолько треск перебитых горшков. И теперь я помню, что и я когда-то Уносил от молодости светлые волосы на черном пиджаке, И бесстыдному красному закату Шептал о моей тоске.А ты все-таки ищешь молодого любовника,Красивого, статного, ищешь с разбега,Тротуарами, где пряди снегаЗавиваются височками чиновника! Ну что же, ищи! Свищи! Сквозь барабаны мороза и вьюги, Сквозь брошенный игривым снежком плач, На нежных скрипках твоих грудей упругих Заиграет какой-нибудь скрипач.

СОДЕРЖАНИЕ ПЛЮС ГОРЕЧЬ

Послушай! Нельзя же такой безнадежно суровой,Неласковой!Я под этим взглядом, как рабочий на стройке новой,Которому: протаскивай!А мне не протащить печаль сквозь зрачок.Счастье, как мальчикС пальчик,С вершок.Милая! Ведь навзрыд истомилась ты:Ну, так оторвиЛоскуток милостиОт шуршащего платья любви!Ведь даже городовойПриласкал кошку, к его сапогам пахучимПритулившуюся от вьюги ночной.А мы зрачки свои дразним и мучим.Где-то масленица широкой волнойЗатопила засохший постИ кометный хвостСметает метлойС небесного стола крошки скудных звезд.Хоть один поцелуй. Исподтишечной украдкой,Как внезапится солнце сквозь серенький день.Пойми:За спокойным лицом, непрозрачной облаткой,Горький хинин тоски!Я жду, когда рот поцелуем завишнитсяИ из него косточкой поцелуя выскочит стон,А рассветного неба пятишницаУже радужно значит сто.Неужели же вечно радости объедки?Навсегда ль это всюдное "бы"?И на улицах Москвы, как в огромной рулетке,Мое сердце лишь шарик в руках искусных судьбы.И ждать, пока крупье, одетый в черное и серебро,Как лакей иль как смерть, все равно быть может,На кладбищенское зероЭтот красненький шарик положит!

Октябрь 1915

ПРИНЦИП ГАРМОНИЗАЦИИ ОБРАЗА

И один. И прискорбный. И приходят оравойТочно выкрики пьяниц шаги ушлых дней.И продрогшим котенком из поганой канавыВылезаю из памяти своей.Да, из пляски вчерашней,Пляски губ слишком страшной,Слишком жгучей, как молнии среди грома расплат,Сколько раз не любовь, а цыганский романс бесшабашныйУносил, чтоб зарыть бережливей, чем клад.И все глубже на лбу угрюмеют складки,Как на животе женщины, рожавшей не раз,И синяки у глаз,Обложки синей тетрадки,Где детским почерком о злых поцелуях рассказ.Но проходишь, и снова я верю блеснувшимРесницам твоимИ беспомощно нежным словам,Как дикарь робко верит своим обманувшим,Бессильно-слепым,Деревянным богам.

Октябрь 1917

КВАРТЕТ ТЕМ

От 1893 до 1919 пропитано грустным зрелищем:В этой жизни тревожной, как любовь в девичьей,Где лампа одета лохмотьями копоти и дыма,Где в окошке кокарда лунного огня,Многие научились о Вадиме Шершеневиче,Некоторые ладонь о ладонь с Вадимом Габриэлевичем,Несколько знают походку губ Димы,Но никто не знает меня....Краску слов из тюбика губ не выдавитьДаже сильным рукам тоски.Из чулана одиночества не выйду ведьБез одежд гробовой доски.Не называл Македонским себя иль Кесарем.Но частехонько в спальной тишиЯ с повадкою лучшего слесаряОтпирал самый трудный замок души.И снимая костюм мой ряшливый,Сыт от манны с небесных лотков,О своей судьбе я выспрашивалУ кукушки трамвайных звонков.Вадим Шершеневич перед толпою безликоюВыжимает, как атлет, стопудовую гирю моей головы,А я тихонько, как часики, тикаюВ жилетном кармане Москвы.Вадим Габриэлевич вагоновожатый веселийМежду всеми вагонный стык.А я люблю в одинокой постелиСловно страус в подушек кусты.Губы Димки полозьями быстрых санокПо белому телу любовниц в весну.А губы мои в ствол наганаСловно стальную соску сосут.

Сентябрь 1919

КАТАЛОГ ОБРАЗОВ

Занозу тела из города вытащил. В упор.Из-за скинутой с глаз дачи,Развалился ломберный кругозор,По-бабьему ноги дорог раскорячив.Сзади: золотые канарейки церквей,Наотмаш зернистые трели субботы.Надо мною: пустынь голобрюхая, в нейЖавороночья булькота.Все поля крупным почерком плугИсписал в хлебопашном блуде.На горизонте солнечный вьюкКачается на бугра одногорбом верблюде.Как редкие шахматы к концу игры,Телеграфные столбы застыли...Ноги, привыкшие к асфальту жары,Энергично кидаю по пыли.Как сбежавший от няни детеныш - мой глазЖрет простор и зеленую карамель почек,И сам я забываю, что живу крестясьНа электрический счетчик.

Август 1919

РИТМИЧЕСКИЙ ЛАНДШАФТ

Дома -Из железа и бетонаСкирды.Туман -В стаканОдеколонаНемного воды.Улица аршином портногоВ перегиб, в перелом.Издалека сноваДьякон грозы - гром.По ладони площади - жилки ручья.В брюхе сфинкса из кирпичаКокарда моих глаз,Глаз моих ушат.С цепи в который разСобака карандаша.И зубы букв слюною чернил в ляжку бумаги.За окном водостоков краги,За окошком пудами злоба.И слово в губах, как свинчатка в кулак.А семиэтажный гусар небоскребаШпорой подъезда звяк.