– Ты позволишь мне стать крестным отцом? – спросил он, чокаясь с Алексом янтарной бутылкой.

– Вряд ли мы станем крестить ребенка, – отозвался Алекс. – Но если родители нас заставят, никого, кроме тебя, я в этой роли не вижу.

– Ты об этом не пожалеешь, – сказал Зигги.

И Алекс не сомневался, что так и будет. Ни на секунду. А теперь этого не произойдет. Никогда.

На следующее утро Зигги и Пол уехали рано: им предстояла длинная дорога в Сиэтл. В жемчужном сиянии рассвета они долго стояли на пороге своего бунгало и крепко обнимались, прощаясь. И это тоже никогда не повторится.

Что там крикнул Зигги в окошко своей машины, когда они уже тронулись? Что-то насчет того, что Алекс должен баловать Линн, чтобы приобрести навыки родителя… Он не мог вспомнить ни точных его слов, ни того, что сам прокричал в ответ. Но как это было типично для Зигги: напоследок позаботиться о ком-то другом. Потому что Зигги всегда всех опекал…

В любой компании есть человек, выступающий в роли скалы, которая подпирает и защищает слабейших, дает им возможности набрать свою собственную силу. Для бравых керколдийцев такой скалой был Зигги. Он вовсе не старался ими командовать. Просто он имел прирожденную склонность к покровительству, а остальные с благодарностью пользовались его способностью во всем разобраться и все уладить. Даже во взрослой жизни именно к Зигги обращался Алекс, если ему нужно было услышать разумное и непредвзятое мнение. Когда у него зародилась идея бросить надежную службу и создать собственную компанию, они с Зигги провели вместе два выходных дня в Нью-Йорке, обговаривая и тщательно взвешивая все за и против. Именно вера Зигги в способности Алекса сыграла решающую роль в его окончательном решении. Большую, чем убежденность Линн в том, что он справится.

Вот и это никогда больше не повторится.

– Алекс? – прервал голос жены его задумчивое оцепенение. Он так ушел в себя, что не услышал ни хлопанья дверцы машины, ни звука ее шагов. Он чуть обернулся на едва уловимый запах ее духов.

– Что ты тут делаешь в темноте? Почему ты дома так рано? – В голосе ее звучала тревога.

Алекс покачал головой. Он не в силах был сообщить ужасную новость.

– Что-то неладно, – настаивала Линн, приближаясь к нему. Она опустилась в кресло рядом с ним и положила руку ему на плечо. – Алекс, в чем дело?

Беспокойство, которым были проникнуты ее слова, вмиг пробудило его чувства, парализованные шоком. Жгучая боль ножом резанула по сердцу. У Алекса перехватило дыхание. Он посмотрел в тревожные глаза Линн и судорожно дернулся. Потом протянул руку и погладил нежную выпуклость ее живота.

Линн накрыла его руку своей:

– Алекс… Скажи мне, что случилось?

Собственный голос показался ему чужим.

– Зигги, – с трудом выдавил он из себя. – Зигги мертв.

Линн растерянно открыла рот. Лицо напряглось в недоверчивой гримасе.

– Зигги?

Алекс откашлялся:

– Это правда. Там был пожар. В доме. Ночью.

– Нет. Только не Зигги. – Она задрожала. – Это какая-то ошибка.

– Никакой ошибки. Мне сообщил Пол. Он позвонил мне и рассказал.

– Как такое могло случиться? Они же с Зигги спали в одной постели. Почему Пол цел, а Зигги умер? – Голос Линн набрал силу, и ее недоверие гулко разнеслось по оранжерее.

– Пола там не было. Его пригласили в Стэнфорд прочитать лекцию. – Алекс закрыл глаза при мысли об этом. – Он вернулся утром и прямо из аэропорта поехал домой. И застал полицейских, копавшихся в том, что осталась от их дома.

Безмолвные слезы засверкали на ресницах Линн.

– Это, наверное, было… О боже, вообразить страшно.

Алекс скрестил руки на груди.

– Трудно представить, что люди, которых мы любим, такие хрупкие. Одну минуту они здесь, с нами, а в следующую – их нет.

– Есть хоть какие-то предположения насчет того, как это произошло?

– Полу сказали, что еще рано делать выводы. Но ему задавали очень резкие вопросы. Он говорит, что у полиции явно возникли какие-то подозрения и что его своевременный отъезд их настораживает.

– О господи, бедный Пол. – Пальцы Линн нервно переплелись. – Для него это ужасная потеря. Да еще и полиция на него насела… Бедный, бедный Пол.

– Он попросил меня сообщить Верду и Бриллу. – Алекс покачала головой. – Я пока не смог этого сделать.

– Бриллу я позвоню сама, – кивнула Линн. – Но попозже. Ведь раньше никто, кроме нас, ему об этом не расскажет.

– Нет, это я должен ему позвонить. Я обещал Полу…

– Он мой брат. Я к его штучкам привыкла. А тебе придется взять на себя Верда. Мне просто дурно станет, если я в ответ услышу, что Иисус в эту минуту со мной…

– Знаю. Но кто-то ведь должен ему сообщить. – Алекс горько улыбнулся. – Он, вероятно, захочет прочитать проповедь на похоронах.

Линн пришла в ужас:

– О нет! Ты не должен этого допустить.

– Знаю, – Алекс наклонился вперед и, снова взяв стакан, отпил глоток бренди. – Знаешь, какой сегодня день?

Линн оцепенела:

– Господи помилуй!

Преподобный Томас Мэкки положил телефонную трубку и погладил серебряный крест, лежавший поверх его лиловой шелковой сутаны. Его американским прихожанам очень нравилось, что у них британский священник, и, поскольку они не делали различия между шотландцами и англичанами, он поражал их жадное до эффектов воображение. Самыми пышными атрибутами Высокой Англиканской церкви. Это было проявление тщеславия с его стороны – он это признавал, – но такое, в сущности, безобидное.