Шрифт:
– Первый, пожалуйста.
Он нажал кнопку длинным, ухоженным пальцем и вернулся к беседе с миссис Ухти-Тухти:
– Это случилось, когда мятежники разрушили мою третью боевую станцию. Вы представляете, сколько они стоили?
– Тц-тц-тц, – покачала головой Ухти-Тухти, топорща иглы. – Они всегда находят способ победить вас, верно?
Зарк вздохнул.
– Это прямо какой-то всеобщий заговор, – прошептал он. – Только-только я начинаю думать, что Галактика – у моих ног, как какая-то горстка отчаянных и горячих юнцов уничтожает мою хитроумную машину смерти, используя какой-нибудь ее недостаток, до тех пор никому не известный. По итогам последнего разгрома я сужусь с изготовителем!
Он снова вздохнул, чувствуя, что не дает другим слова сказать, и спросил:
– Как ваша прачечная?
– Отлично, – ответила миссис Ухти-Тухти, – но цены на крахмал нынче просто запредельные!
– О, я знаю, – сказал Зарк, показывая на свой воротничок. – Вы только посмотрите. Одно мое имя приводит в трепет миллиарды людей, но я не могу добиться, чтобы мне воротничок как следует прогладили!
Лифт остановился на моем этаже, и я вышла.
Я вчиталась в «Разум и чувство» и по широкой дуге обогнула персонажей детских стишков, которые все еще митинговали у парадного входа. Требования Шалтая-Болтая по-прежнему лежали у меня в заднем кармане – я так и не передала их Либрису. По правде говоря, ничего конкретного я им не обещала, но мне не особенно улыбалось снова продираться сквозь агрессивную толпу. Я взбежала по черной лестнице, кивнула мистеру Генри Дэшвуду и в вестибюле налетела на Харриса Твида. Он беседовал с гибким и энергичным на вид молодым человеком, который постоянно хмурился. Стоило мне появиться, как оба тут же умолкли.
– А! – воскликнул Твид. – Четверг. Очень сожалею о Ньюхене. Он был хорошим парнем.
– Знаю. Спасибо.
– Я назначил тебе в защитники Грифона, – продолжал он. – Не возражаешь?
– Да нормально, – ответила я, поворачиваясь к юноше, который нервно приглаживал пятерней курчавые волосы. – Привет. Я Четверг Нонетот.
– Извини, – пробормотал Харрис, – это Урия Хоуп из «Дэвида Копперфильда», мне его дали на стажировку.
– Рад познакомиться, – дружелюбно ответил Хоуп. – Может, как-нибудь поболтаем как стажер со стажером?
– С удовольствием, мистер Хоуп. Я большая поклонница вашей работы в «Копперфильде».
Я поблагодарила его и отправилась разыскивать отдел литтехов в бесконечных коридорах Норленд-парка. Выбрала дверь наугад, постучала и заглянула внутрь. За столом восседал один из многочисленных греческих героев, во множестве околачивавшихся в Библиотеке – продажа авторских прав на их истории для ремейков приносила весьма неплохой доход. Он говорил по комментофону.
– Ладно, – сказал он, – я заеду за Эвридикой в следующую пятницу. Чем могу тебя отблагодарить?
Он поднял палец, прося меня подождать.
– Не оглядываться? Это все? Отлично, без проблем. До встречи. Пока.
Он положил трубку и посмотрел на меня.
– Четверг Нонетот, не так ли?
– Да. Вы не знаете, где литтехнический отдел?
– Дальше по коридору, первая дверь направо.
– Спасибо.
Я уже пошла было, но он окликнул меня и показал на комментофон.
– Забыл, чего там от меня требовалось не делать?
– Извините, – ответила я, – я не слушала.
Я пошла дальше по коридору и открыла следующую дверь. В комнате не было никакой мебели, а на полу сидел человек, у которого из сверкающей лысины росла лягушка.
– Господи! – ахнула я. – Что это?
– Да вот как-то раз выскочил у меня на заду прыщ, – ответила лягушка, – с того все и началось. Чем могу помочь?
– Я ищу профессора Плюма.
– А, литтехники. Это отдел бородатых анекдотов. Вам в другую дверь.
Я поблагодарила ее и постучала в следующую дверь. В ответ донеслось распевное:
– Во-ойди-ите!
Я ожидала увидеть внутри какую-нибудь невероятную лабораторию, полную странных изобретений, но здесь ничем подобным и не пахло. За столом сидел человек в клетчатом костюме и читал какие-то бумаги. Он напомнил мне дядюшку Майкрофта, только чуть побойчее.
– А! Мисс Нонетот, – поднял он взгляд. – Вы принесли шляпу?
– Да, – ответила я, – но откуда…
– Мисс Хэвишем сказала, – просто ответил он.
Похоже, мало найдется таких, кто не говорил с мисс Хэвишем или с кем она не говорила сама.
Я выложила на стол помятую шляпапульту. Плюм взял сломанный рычажок активатора, вставил в глаз увеличительное стекло и несколько минут взирал на оборванный конец.
– Ой, – сказала я. – Опять начинается!
63
– Софья! Ты где была? Я никак не могу тебе дозвониться! Скажи, Каренины развелись?
– Нет! Может, если бы они развелись, все пошло бы по-другому. Я помню, как она появилась в петербургском театре. Ну и ужас!
– А что случилось? Она выставила себя в невыгодном свете?
– Да, и прежде всего тем, что появилась на людях. Как она могла! Мадам Карташова, которая сидела в соседней ложе со своим толстым лысым мужем, закатила сцену: она сказала что-то вслух, что-то обидное, и покинула театр. Мы все это видели. Анна пыталась не обращать внимания, но она должна была понимать…
– Идиоты, почему они не настояли на разводе?
– Вронский хотел, но она все тянула. Они переехали в Москву, но она была несчастлива. Вронский все время занимался политикой, а она была уверена, что он волочится за другими женщинами. Она ревнивое, опозоренное подобие того, чем была. На станции Знаменка она не выдержала – бросилась на рельсы, и ее раздавило поездом, который в двадцать ноль две идет до Обираловки!
– Не может быть!
– Может. Но никому не рассказывай это только между нами! Приезжай на обед в четверг, будет репа а-ля оранж. У меня просто невероятный новый повар. Адье, мой милый друг, адье!
– Что?
– Да в мой комментофон кто-то постоянно влезает!
– Хотите, отслежу? Вот, наденьте это ведро с проводами на голову.
– Только пару минут подождем, – попросила я. – Интересно, чем кончится.
– Как вам будет угодно.
Пока он обследовал мою шляпапульту, я слушала болтовню Веры и Софьи.
– Ну вот, – сказал наконец мастер. – Выглядит так, будто шнур перетерся. Это модель старого образца, меня удивляет, что она вообще до сих пор в ходу.
– Значит, сбой произошел из-за износа? – спросила я с облегчением.