Шрифт:
— Тю на вас, всэ вам теща виноватая!
А потом все вдруг кинулись ухаживать за Клавкой. Они говорили разные комплименты ее интересной внешности, и подливали вина, и касались, словно бы невзначай, разных частей ее фигуры. Это сильно не понравилось Гене, Клавкиному брату, которого она привела с собой. Он сказал: «А ну, вы, полегче...» Солидные гости отстали от Клавки и опять затосковали.
Гена был тощий рыжий парень с серьезными глазами. Он был в гимнастерке с золотыми и красными полосками (которых в послевоенный период уже никто не носил) и двумя орденами... Защитив Клавку, он вдруг тоже затосковал, быстро напился и стал задираться с гостями и женихом. Клавка тихонько увела его, а там стали расходиться и остальные.
7
Весною пятьдесят первого года, в начале марта, ушла в декрет бригадирша Тоня Матюнина. И Федор Панфилыч, наверно с полного отчаяния, поставил временной заместительницей Раю.
Петр, как кадровик, честно предупредил директора, что считает свою жену еще несерьезной, недостаточно соответствующей такому посту. Но на это Федор Панфилыч сказал:
— Все мы тут недостаточно соответствуем. Но она хоть виноград любит...
Неизвестно, почему он сделал такой вывод. Может, потому, что однажды Рая с ним поспорила. Она была не бригадир, не звеньевая, никто. Но все-таки она обругала директора, когда тот велел собирать недоспелый чауш. Он тогда не обиделся на нее, а, наоборот, опечалился и сказал: «В самом деле, черт те что вытворяем...»
Он был мягкий человек, Федор Панфилыч, а райком нажимал, чтоб убирали, подтягивали сводку...
8
И уродило же! Так уродило, просто чудо какое-то!
Товарищ Павленко привез на Раин косогор саму тетю Маню — депутата и дважды Героя: пусть убедится.
Маленькая важная старуха быстрым шажком прошла вдоль кустов. Сперва по одному ряду, потом по другому, третьему, четвертому... Возле какого-то куста остановилась и сердито метнула бровями в сторону покосившегося столбика. Рая покраснела и сказала: «Не успели!»
А тетя Маня вдруг развеселилась и сказала, вроде даже пропела:
— Ой, сад-виноград, веселая ягода!
Потом они с Павленко немного поговорили про давление крови. Оказалось, у них у обоих вот такая болезнь, запрещающая волноваться и перетруждаться и ходить по солнцу.
— Я в эту гиртонию не верю, — сказала тетя Маня, почему-то злобно. — В ридикулит я верю. А гиртония цэ тако... Шо ж с того, то голова болыть? Есть ей от чего болеть...
Она вела этот разговор, а сама зорко поглядывала по сторонам и указывала взмокшей от волнения Рае на разные упущения. Но потом, уже когда прощались, она вдруг подмигнула парторгу и засмеялась, как молодая:
— А вообще правильная дивчина! Можешь!
И Павленко, Александр Сергеич, прямо расплылся, прямо засиял. Будто он сам родил Раю. И воспитал...
Отчасти это было правильно. Потому что парторг, которого Рая считала злыднем и врагом, оказался просто диво какой мужик! (Хотя Петра он почему-то, в самом деле, недолюбливал.)
Несмотря на давление крови, Александр Сергеич чуть ли не каждый день приезжал на косогор и ободрял Раю. Чтоб не робела, чтоб держала хвост пистолетом! Наверно, ему нравилось, что она такая молодая, несерьезная, а работает откровенно, без филонства.
Да и вообще, если б не Павленко, все было бы уже не так.
В конце июля вышло постановление об укрупнении бригад. И Раю с девочками хотели влить в шестую бригаду, к пожилым теткам, под начало к суматошной и крикливой тете Насте.
Но Павленко не дал. Хотя постановление было не районное и даже не областное, а из самой Москвы! Он ездил в райком и, говорят, поссорился с товарищем Емченко. Потом поехал в обком. И все же как-то добился, что Раину бригаду оставили, в порядке исключения, как комсомольско-молодежную...
Конечно, ему теперь приятно видеть, что вот такой у Раи урожай, такая трудовая победа!
9
... Не знаю, кому как показался 1952 год, а для Раи он был прекрасным. Во-первых, в тот год она стала Героем. Еще осенью в конторе подсчитали ее с девочками урожай и ахнули: 102 центнера с гектара. По цифрам вышло, что она подпадает под Указ и должна за такой исключительный урожай получить Золотую Звезду.
И она получила. И понаехали корреспонденты. И все они спрашивали, как Рая этого добилась и каковы ее личные планы. Она не могла ничего объяснить и не имела никаких планов. Но корреспонденты не особенно огорчились по этому поводу. Они пошли к более ответственным товарищам и все узнали. А некоторые никуда не ходили, но тоже написали что положено.
Из газет Рая выяснила, что у нее большие личные планы, что она готовится в Сельхозакадемию, собирается написать книгу о своем передовом опыте и любит музыку Глинки.
А потом ее приняли в партию. Рая очень волновалась, что вот такая ей оказана честь. Она сказала, как в брошюре, по которой готовилась: «Я буду нести высоко и хранить в чистоте».
— Правильно, — сказал товарищ Емченко. — Молодец, Раиса...
... Еще когда Раю наградили, в Гапоновку приезжал товарищ Шифман из областной газеты «Вперед». И он сказал: поскольку их область соревнуется с Донбассом, то надо Рае завязать производственную дружбу с кем-нибудь из донецких передовиков. Потом он сам и подобрал для Раи такого передовика. На предмет производственной дружбы. Он порекомендовал ей Ганну Ковердюк — стахановку свекловичных полей.