Последняя фраза, чрезвычайно эффектная, в свое время была очень любима и часто повторяема их отцом Патриком, и потому иногда совершенно неосознанно копировалась Уолтером.

Прищурившись, мальчик спросил:

– Ты поняла? Я ведь могу узнать об этом, – он сделал ударения на последнем слове, – я могу узнать об этом не только от тебя!

Молли принужденно заулыбалась.

– Хорошо, Уолтер…

Больше в тот воскресный день они не возвращались к этой теме.

И лишь когда прозвучал звонок, оповещающий, что свободное время закончено и что теперь воспитанникам и воспитанницам надлежит собраться на своих половинах, Молли, тронув брата за рукав, осторожно спросила:

– Уолтер, скажи мне, а у тебя никогда не возникало подобных проблем?

Тот резко обернулся.

– Каких?

Молли замялась.

– Ну, над тобой… над тобой никто не подтрунивает из-за того, что ты ирландец?

Уолтер дипломатично промолчал и перевел беседу в другое русло.

И лишь перед тем, как распроститься с сестрой до следующего воскресенья, он произнес:

– И все-таки, если кто-нибудь тебя будет обижать…

– Что, Уолтер?

– Обязательно скажи мне.

– А тебя?

– За меня можешь не беспокоиться, – последовал ответ, – я ведь мужчина…

И в самом деле – не мог же он жаловаться своей младшей сестре на то, что и у него подобные проблемы возникают едва ли не каждый день!

И воспитанники, и даже учителя очень недружелюбно косились на него, когда он, стараясь подбирать «правильные» английские слова, отвечал урок, и часто он слышал за собой злобное передразнивание…

Однако до открытых конфликтов дело пока еще не дошло.

Пока.

Первое время звонок над кроватью буквально сводил мальчика с ума – очень часто на школьных занятиях он начинал беспокойно озираться по сторонам, втягивать голову в плечи, словно в ожидании удара.

Уолтер все время ожидал, что звонок вновь прозвенит, и притом – как не готовься – совершенно неожиданно, и что те остатки душевного равновесия и покоя, которые чудом сохранились у него, окончательно исчезнут под этим мерзким и невыносимым «дзи-и-и-и-нь!»

Подросток мог спокойно вздохнуть после отбоя в десять часов вечера – тогда он знал наверняка, что пытка будет приостановлена до утра…

Однако спустя несколько недель после приезда в Вуттон с Уолтером произошла история, в сравнении с которой дребезжащий звонок, постоянно действующий на нервы, был не более чем пустячной неприятностью…

В ту ночь мальчиком овладело какое-то безотчетное беспокойство – он и сам не мог сказать, чем оно было вызвано, каковы причины…

Впрочем, причины, наверное, были все те же, что и всегда – отец, Молли…

Поеживаясь под тонким одеялом, Уолтер пытался заснуть, но – тщетно.

Всякий раз, когда он закрывал глаза, перед ним появлялось заплаканное лицо Молли.

Что делать?

Уолтер беспокойно ворочался с боку на бок, стараясь прикинуть, что бы на его месте предпринял отец – он всегда был и для мальчика, и для его сестры эталоном поведения, и часто они, обдумывая те или иные ситуации, пытались представить на своем месте папу.

Размышления мальчика прервал какой-то приглушенный шепот, доносившийся справа…

Уолтер осторожно перевернулся на другую сторону и увидел две тени – его соседи, «старички», сидя на кровати, что-то горячо обсуждали, притом один вроде бы просил, а другой, неприятно чавкая какой-то едой, все время отказывал ему.

– Чарли… – услыхал Уолтер молящий голос, – Чарли, ну дай кусочек…

Чарли, не отвечая, продолжал смачно обсасывать шоколадку.

– Ну Чарли, очень прошу тебя… Совсем маленький кусочек…

– Чарли, ведь я много не прошу…

Чарли молчал.

– Малюсенький кусочек…

– Отстань… – лениво отмахнулся Чарли и вновь начал чавкать.

Проситель – тот самый развязный юнец, который так неприятно поразил Уолтера в первый день его пребывания в воспитательном доме, продолжал ныть и попрошайничать.

– Ну дай…

– А пошел ты…

Пауза.

Наконец, проситель выпалил:

– Это – свинство с твоей стороны… Это – подлость… Я так голоден…

– Я тоже, – послышался сквозь чавканье голос Чарли. – Тоже голоден…