Хилл с тоской посмотрел за окно, на желтеющие листья каштана, и подумал, как было бы хорошо оказаться сейчас дома, и чтобы принцесса Шу оказалась всего лишь сном. От этой мысли ему стало вдруг невыносимо больно, словно в груди вместо сердца оказался мертвый, холодный камень. И осенний ветер за окном будто смеялся над ним, завывая в ветвях и бросаясь в окно сорванными листьями.

Хилл оделся в то, что нашел брошенным на кресло, и открыл окно, подставляя глупую разгоряченную голову мокрым порывам ветра. Он больше не способен был ни о чем думать, он чувствовал себя зверем, попавшимся в капкан. Или умереть от ножа охотника, или отгрызть себе лапу и всю оставшуюся жизнь провести жалким калекой. Но в его случае, похоже, лапой не обойтись. Минимум сердце. А может, ещё и душу. Не проще ли, не милосердней смертельная встреча с охотничьим ножом? Наверное, так и будет. Несколько дней, может быть, недель, и не придется ничего отгрызать. Всё довольно просто. И эти несколько дней он не будет ни о чем задумываться, ни на что надеяться. Просто принять всё, как данность, как стихийное бедствие. Как ураган, вырвавший его из привычной жизни, и забросивший в эту башню. И, раз уж ему достались эти дни рядом с Шу, прожить их с удовольствием. В конце концов, он же мечтал познакомиться с ней, смотрел на её башню в надежде, что когда-нибудь увидит её вблизи? О её любви речи не шло. Вот и получил свою мечту, нечего теперь жаловаться.

Глава 12.

– Девушка, вы сошли с ума, - заявило ей отражение в зеркале. С взъерошенными волосами, бесстыдно довольными горящими глазами, раскрасневшееся и сияющее. Шу вполне с ним согласилась. Ей стоило серьезного усилия удерживать себя на полу, а не взлететь под потолок и устроить маленький ураганчик. Шу переполняла радость, и восторг, и изумление, и надежда, и боги знают, что ещё. Но со вчерашнего вечера она определенно была не в себе.
– Тигрёнок... Тигрёнок...
– Шу закружилась в танце, шепча на разные лады его имя, и отправила простынь летать по комнате и изображать белого тигра. Шелковый тигр подпрыгивал, выгибался, играл лапами с невидимыми листьями, разевал пасть в призрачном рыке... Шу смеялась, напрыгивала на тигра и делала вид, что ловит его, а потом убегает, и свалилась на кровать, дрыгая ногами и задыхаясь от смеха. Боги, никогда раньше она не испытывала ничего подобного. В постели с Даймом, конечно, было приятно, но... это всё равно, что сравнить тазик с водой и море, дуновение от дамского веера и цунами.

Проснувшись поутру, Шу всего лишь хотела заглянуть к Тигренку и посмотреть, спит ли он ещё. Но не удержалась, увидев его, такого мягкого и расслабленного, улыбающегося во сне, подошла поближе. А Тигренок вдруг перестал улыбаться и застонал, не просыпаясь... и Шу инстинктивно коснулась его, желая успокоить, погладила по щеке. И утонула в открывшихся ей навстречу синих глазах, полных желания, и в нежной, беззащитной улыбке, и почти позволила ему притянуть её к себе. И испугалась. Испугалась самой себя, своего бешенного отклика, вмиг потяжелевшего тела, участившегося дыхания, жаркой истомы... и жажды. Ей показалось вдруг, что, стоит ей поддаться своей страсти, как она выпьет его досуха, оставив лишь пустую оболочку. Так, как это происходило со всеми мужчинами, попавшими ей в руки. Кроме Дайма, конечно.

Нежность Тигренка, его жар, его вожделение оказались такими сладкими на вкус, что остановиться совсем она уже не могла, не испив хоть немного, хоть каплю ещё. И Шу сдерживалась изо всех сил, чтобы не выпустить на волю свою жадную и голодную сущность. Она боялась, что, увидев её настоящее лицо, Тигренок все же почувствует отвращение и страх, которые она привыкла видеть в мужчинах. Но он поразил её. То, как он открыто предложил себя, как позволил ей делать с собой всё, что ей угодно, как метался и отвечал на её ласки, как стонал и замирал, когда она, почти потеряв над собой контроль, до крови царапала острыми ногтями его кожу, повторяя переплетения черных и белых нитей на сияющем золоте... Тигренок подарил ей себя, словно цветок возлюбленной. И ничего с ним не случилось. Будто не отдал ей столько жизни, столько энергии, сколько она никогда не получала, убивая. Шу подумала, что, наверное, это из-за того, что он маг. Наверное, для мага такое количество просто незаметно... но Тигренок выглядел так, будто отдавал не он, а она. Очень странно, но Шу не хотела пока задумываться о причинах. Она просто радовалась чудесному подарку судьбы, утвердившись в намерении не отпускать его как можно дольше.

Одеваясь к завтраку, принцесса задумалась на секунду, как же быть дальше. Держать его всё время в Башне, чтобы Рональд, покусай его ширхаб, не пронюхал? Нереально. Слуги донесут непременно, и он только убедится в ценности Тигренка для неё, раз уж она его прячет. Водить всё время с собой? Нарисованная Баль картина Тигренка на поводке не вызвала у Шу даже тени улыбки. Он же совершенно беззащитен перед этим Тёмным монстром! Повторения истории со щенком Шу не желала. Боги, да она голыми руками разорвет, зубами загрызет любого, кто посмеет хоть посмотреть косо на её сокровище! Единственным разумным решением казалось сейчас же отпустить его, а лучше поручить Эрке увезти его как можно дальше, пока Придворный Маг его не увидел. Этот вариант не нравился Шу совсем. Ну почему будто всё вокруг сопротивляется ей? Почему она не имеет права на маленький кусочек счастья? Шу снова вспомнила, как Тигренок смотрел на неё, как обнимал. Ему было хорошо с ней, его глаза так и лучились... она боялась даже про себя произнести - любовью.

Должен быть другой способ. В конце концов, ей ведь не впервой морочить голову Несравненной Ристане и Великому и Ужасному Рональду. А что? Притвориться на публике, что Тигренок - просто очередная её игрушка, вместо домашнего кота. Ему, конечно, будет это не особо приятно, ну и ладно. Ошейник вот только поизящнее на него нацепить. Кстати, можно на него и защиты навесить побольше, руны вполне сойдут за узоры, а если ещё на серебре... идея захватила принцессу, и она уже было побежала в лабораторию, творить, но вспомнила про то, что Тигренок ещё не завтракал. Обругала себя и отложила все свои завиральные идеи на потом.

Тигренок стоял у раскрытого окна в непринужденной изящной позе, разглядывая желтый лист каштана. Шу показалось, что её ударили под дых, лишая возможности вздохнуть, едва она увидела его. Его тоску, его боль, его одиночество. Она замерла посреди лестницы, не в силах сделать ни шагу. Почему? Почему ему так больно? Неужели она обидела его? Тигренок смотрел на неё, не отрываясь, с легкой грустной улыбкой, будто примирившись с судьбой. И ещё в его глазах она видела ожидание. Ожидание и надежду. Будто наперекор всему, наперекор собственной тоске, он снова стремился к ней, невзирая на ту боль, что она ему причинила. И Шу в этот миг решилась. Решилась освободить его, отпустить, и пусть она никогда больше его не увидит, только не чувствовать этой раздирающей душу тоски вместе с ним. Она твердым шагом направилась к нему, уже протянула руку, желая сорвать с него проклятый ошейник... и очутилась в его объятиях. Она не могла вздохнуть, сжимаемая сильными руками, и слушала лихорадочное биение его сердца, прижимаясь к его груди. Он исступленно целовал её волосы, терся об неё всем телом, искал её губы.

– Нет, только не сейчас, - он не мог даже шептать, но она понимала его без слов.

– Тигрёнок, милый, - выдохнула Шу в его жадный приоткрытый рот, и больше не смогла сказать ни слова. Все её благие намерения разлетелись в прах, как и все её мысли. Она отвечала на поцелуй, и снова вся горела, и блуждала пальцами по его напряженной спине, и забывала дышать. Кажется, и он тоже.

Демоны, как же она будет жить без него? Как она сможет дышать без него? Разве она может сейчас отпустить его? Расстаться с ним, без надежды встретиться ещё хоть на миг? Боги, если бы она могла надеяться, что когда-нибудь, пусть через годы, всё же разыщет его, сможет посмотреть в эти убийственно прекрасные синие глаза... но она знала совершенно точно, как то, что вода мокрая, а солнце горячее, что этого не будет. И она прижималась к нему ещё теснее, и целовала его, и таяла в его руках.