Но поход потерпел неудачу. Потрепанные казацкие атаманы вернулись на Украину зализывать свои раны. Хватило ума и совести у гетмана Сагайдачного от имени всего казацкого войска просить у иерусалимского патриарха отпущения «греха пролитой крови христианской».

Русский посол Василий Бутурлин доносил о разговоре с Богданом Хмельницким:

«Да гетман же говорил, когда-де он еще был мал и отец его, гетманов, приказывал ему: как ты учнешь служить, не моги себе того учинить чтобы тебе ходить войною на московское государство».

В 1620 году объединенная орда татар и турок ринулась на польско-украинские земли. Шляхетство растерялось, оно не умело воевать. Положение могли спасти украинские казаки, но поляки самонадеянно заявили: «С грицями рядом воевать не станем, пусть идут землю пахать или свиней пасти».

В кровавой сече Богдан, рубясь двумя саблями, потерял отца и был схвачен татарами…

«… И Михайло Хмельницкий, сотник хоробр, убиен, и Зиновий, сын его, в плен взять в татарскую землю…»

«Каменецкая хроника» о битве 28 сентября 1621 года как песню пела:

«Если бы не было казаков, то Бог знает, каким бы был исход для поляков уже через три-четыре дня».

Может, поляки отблагодарили за кровь казацкую?..

Летопись Григория Грабянки как панихиду о том поет:

«Ляхи великие тяжести людям украинским и казакам налагаху, насилия и обиды церквам Божьим творяху.»

Вот откуда явилось единение с Великороссией!

В походе на Крым умер гетман Михаил Дорошенко. После него сменилось три или четыре гетмана; порядка не было. Кого сами казаки убивали, кто бежал живота своего ради. Тогда и стала всходить звезда Богдана Хмельницкого; вернувшись из плена, стал он Чигиринским сотником, как и отец, потом и генеральным писарем Запорожского войска. Человек грамотный, и умишком Бог не обидел. Неглупый хохол, отвечая прегордым полякам, такие слова говорил:

«При сухом дереве и мокрому досталось, – или виноват, или не виноват, мечем и огнем все равно уничтожено…»

Оставив на время Польшу в покое, успели запорожцы послужить даже французскому королю. Не бесплатно, конечно. Рядовым французы платили двенадцать талеров, по сто двадцать – полковникам и сотникам. Деньги немалые. С моря прямо, ворвались в занятый испанцами Дюнкерк, где на валу, по своему обычаю двумя саблями уже отбивался их Богдан. Вон куда его слава докатилась! Не зря же при французском дворе говорили:

– Есть ныне очень способный полководец Хмельницкий. Удержать бы надо…

Но как удержишь, если наемных запорожцев тянуло на «ридну Украину». Служить за деньги они все-таки не привыкли. Польский король Владислав пожаловал на обратном пути гетманством Запорожским, но Хмельницкий дареного гетманства не принял. Только так, на казацком кругу, под всеобщие крики: «Геть! Геть…» Когда в Запорожье выбирали «своего» гетмана, то Хмеля прикрыли шапками – высшая почесть, от которой уже невозможно отказаться.

Под Желтыми Водами, всем видимый и неуязвимый, он скакал впереди казацких отрядов, как привык. На свежем ветру реяло белое знамя, на котором крупными буквами было выведено: «Мир христианству!»

После многих побед, даже под стенами Львова, был уже один шаг до знаменитой Переяславской рады, где и представители Москвы были. Рада решила:

«Иного короля не обирать, а всею Литовскою землею християнские веры податься великому государю, царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Руси самодержцу, чтобы государь над нами, християнами, был и ведал…»

Но поход за свободу Украины был еще не закончен. Война продолжалась. Ляхи не смирились с положением, что обложив громадной данью Львов, запорожцы уже собирались идти на Варшаву: роскошь и гордыня не имела границ. А потому:

«Золотом блистали их щиты, султаны, бунчуки, палаши и мечи; от серебра ломились шатры, шкафы и столы. Даже наиболее охочему к этому врагу и половины было бы достаточно. Не знали они, что все это богатство, как на ярмарке, обменяют на простое железо, на самопалы, ремни, конопляные подпруги, попоны, рядно, бурки и бедные свитки».

Казацкая армада двинулась встречь. Разгром был полный. Жутью веют хроники тех лет:

«Не остановить движение скалы, которая оторвалась от горы, и не поднять Трои, когда она ввергнута в прах! Какой шум, какой хаос господствовал там, когда множество людей, не ведая даже, в сем дело, выскакивали из своих пристанищ, бросали оружие… на землю, другие, только ото сна вскочив, хватались за что попало – кто за коня, кто за саблю, за узду, за седло. Раненых, больных – все бросали и вверяли жизнь свою ногам. Все добро и богатство, которое имели тут поляки, все отдали во владение своим хлопам…»