Шрифт:
Мистер Коллинз рассказывал гостям о своих английских певчих птицах, жизнь которых он еще надеялся увидеть в естественных, природных условиях… Все слушали Джонатана с неподдельным вниманием или – что скорее всего, – делали вид, что слушали…
– Вы даже не представляете, – умильно говорил Коллинз, – какую радость могут приносить эти невзрачные с первого взгляда пичужки… Я и сам не думал, что это действительно так, пока не занялся ими… Я выписал столько птиц, изо всех стран, в последнее время я начал выписывать птиц не только из Европы, но даже из Африки и Индии… Нет, это действительно ни с чем не сравнимое счастье… Леди и джентльмены, когда-нибудь я продемонстрирую вам свой замечательный птичник…
И вот, когда часы пробили десять, гостей пригласили в танцевальный зал в верхнем этаже особняка, оклеенный голубыми с золотом обоями; на высоких окнах висели тяжелые бордовые портьеры. По стенам стояли золоченые кресла на изогнутых ножках в стиле какого-то из французских Людовиков с длинной числительной приставкой, а на небольшом возвышении уже расположились музыканты – разумеется, не джаз-банд, а два скрипача и контрабасист, розовые, как новорожденные младенцы, лысоватые сморщенные старички. Они блаженно улыбались, обнаруживая при этом, что у одного из них был полный комплект зубов, у другого же их сохранилось совсем немного, а у контрабасиста осталось всего только два, – «но, благодарение Богу, они еще кусаются…», – говаривал он часто.
Когда гости наконец-то собрались, музыканты ударили в смычки старинный танец «Индюк в соломе». Это был веселый старинный мотив джиги, под который в торжественные случаи жизни танцевали миллионы американских пионеров.
При мысли об этих далеких, давно уже умерших предках сердца гостей учащенно бились, в воображении возникала вся ушедшая уже жизнь, такая далекая и потому – непонятная, великие дела, унаследованные традиции… Дикие мустанги, деревянные форты, огороженные от враждебных прерий бревенчатыми частоколами, набеги индейских племен, добродушные, но в то же время бесстрашные ковбои, Буффало Билл… Короче – весь классический майнридовский и фениморкуперовский набор.
Старый скрипач с самой большой лысиной и с полным комплектом зубов то и дело выкрикивал фигуры:
– Марш!..
И танцующие после этой команды послушно шли друг за другом гуськом.
– Пара за другой!..
Пары тут же перестроились и пошли вокруг зала, веселые, радостные и гордые сознанием того, что они являются носителем самого главного – традиций доброй старой Америки…
Вскоре музыканты переменили тему – на этот раз гости уже танцевали лансье, на мотив «Старикашки Зипа». Два скрипача пиликали изо всех сил, контрабасист уже вспотел, дергая струны…
Точно так, наверное, в свое время они играли лет пятьдесят назад, когда День Благодарения или постройка новой деревенской хижины служили подходящим поводом для празднества…
И вот, наконец, настала торжественная минута, которой мистер Коллинз и его жена дожидались целый вечер, – самое главное из обещанных удовольствий. Четыре пары должны были танцевать кадриль; четыре пожилые, почетные и достойные пары покажут всем, и прежде всего этим молодым племянникам Джонатана, что такое настоящий старинный танец. Дамой самого хозяина, разумеется, была его жена, достопочтенная Элизабет.
Джонатан, подойдя к скромно стоявшим в углу Ретту и Скарлетт, предложил:
– Составите еще одну пару?..
Ретт с улыбкой обернулся к Скарлетт – а что, мол, скажет она?..
Скарлетт лишь очаровательно улыбнулась.
– О да, конечно…
Музыканты дружно заиграли кадриль на несколько искаженный мотив знаменитой старинной песни Стивена К. Фостера «Вниз по Соуоми-Ривер» – как всегда, без предупреждения.
Главный скрипач, разошедшись вовсю, то и дело командовал:
– Кавалеры, благодарите дам!..
После этого кавалеры галантно и учтиво кланялись своим дамам…
Потом следовала другая команда:
– Дамы слева!..
Кавалеры изящно и целомудренно кланялись дамам с левого ряда.
– Дамы справа!..
Теперь кавалеры точно также кланялись дамам с правого ряда.
– Веревочку!..
После такой команды кавалер подавал левую руку даме слева и кружил ее, а потом, взяв правую руку своей дамы, неспешно, с достоинством двигал ее по кругу, – правая рука, левая рука.
Миссис Коллинз уже не помнила всех фигур этих старинных танцев, не все помнил и Джонатан, и они, смеясь, весело поправляли друг друга…
Скарлетт и Ретт танцевали рядом с этой супружеской парой – Скарлетт, раскрасневшись, кружилась легко и беспечно, как семнадцатилетняя девочка.
– Променад!.. – крикнул скрипач-распорядитель. – Кавалеры! Кружите своих дам!..
Лицо Ретта тоже раскраснелось от счастья и гордости. Его Скарлетт счастливо улыбалась ему, бриллиантовое сияние на ее шее слепило глаза, и он дорого бы отдал за то, чтобы продлить это волшебное мгновение…
«Боже, как хорошо, что Скарлетт такая же… такая же красивая, – думал Ретт, кружа ее в танце, – как хорошо, что она почти не изменилась… Почти…»