Делать все равно было пока нечего. Он решил ещё немного послушать «халтурный спектакль». Постановка и драматургия не переставали его удивлять. Бабушка ребенка и мама той, которая позвала её к телефону, громко крикнула:

— Иду! Иду!

Затем Герасим услыхал скрежет стула и Сашенькино лопотание. Потом снова что-то упало на пол и разбилось. Бабушка скорбно произнесла: «Ой-е-ей! Ох ты, Господи!» Скрипнула дверь, и в радиоспектакле настала длительная пауза.

«Сейчас, наверное, будет перерыв на какие-нибудь новости или музыкальный антракт», — предположил Муму, однако ошибся. Время шло. Пауза затягивалась.

«А ещё говорят, что эфирное время дорого, — с неудовольствием отметил Герасим. — Вон. Уже пять минут, и ни гу-гу».

Это было совершеннейшей правдой. Радио молчало. Герасим уже потянулся к рукоятке настройки, чтобы доискать какую-нибудь другую передачу, но тут спектакль неожиданно продолжился.

— А вот и я! — громко и бодро изрек какой-то дотоле не участвовавший в действии мужчина.

Снова настала короткая пауза. Затем новый участник спектакля хмыкнул и совсем другим тоном спросил:

— Эй! А где все?

— Где, где, — решил помочь ему Каменное Муму. — По телефону ушли разговаривать.

Мужик из спектакля, разумеется, подсказки не услышал. Впрочем, это уже не имело значения. Послышались жуткий грохот в сочетании с громкой руганью.

— Ну, ни фига себе, детские спектакли пошли, — выслушав длинную и весьма забористую тираду мужчины, искренне изумился Герасим.

Удивление было вполне обоснованным, ибо из всего произнесенного мужчиной слова «мерзость проклятая» и «черт бы их всех побрал с потрохами» были самыми невинными. Зато Каменное Муму отчетливо понял, что причиной бурного недовольства нового персонажа пьесы послужила каша, на которую тот наступил, поскользнулся, упал и весь вымазался.

«Текст, конечно, крайне дурацкий, — продолжал анализировать мальчик. — Но актер классно играет. Прямо представляешь себе, как он стоит в этой каше».

— Неужели убрать за собой не могли? — тем временем очень натурально возмущался актер. — Так же можно вообще себе башку свернуть. А если я, к примеру, шею сверну, на кого они останутся?

«Классно играет мужик, — вновь похвалил Герасим. — Но спектакль какой-то дурдомовский. И вроде совсем не детский».

Из динамика послышался звук удаляющихся шагов. Затем вновь воцарилась полная тишина. Герасим терпеливо ждал. Прошло пять минут. Потом — десять. Действие не возобновлялось.

— Полный дурдом, если вообще не сказать психушка, — вслух вынес окончательный вердикт Герасим, не сводя глаз с приемника.

— Муму-ушечка, — раздался за его спиной вкрадчивый голос. — С кем это ты тут беседуешь?

Мальчик резко обернулся. Этого только ему не хватало для полного счастья! На пороге, ехидно улыбаясь, стояла Варя.

— Да я вот тут… вообще, — краснея, пролепетал он.

— Вижу, вижу, — тряхнула золотистыми кудряшками Варя. — С магнитолой, значит, беседуешь.

— Не беседую, а спектакль слушаю, — сердито глянул на неё Каменное Муму.

— Интересный какой спектакль, — с притворным восторгом всплеснула руками Варвара. — Называется «Гробовая тишина». Или он, Мумушечка, у тебя уже закончился?

— Ничего он не кончился, — буркнул Герасим. — Просто пьеса какая-то странная.

Последнее замечание повергло Варвару в бурный восторг. И она, звонко расхохотавшись, крикнула:

— Марго! Быстро сюда! У нашего дорогого Каменного совсем крыша съехала. Так сказать, с Новым годом, с новой крышей!

— Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша, — в тон подруге откликнулась сверху вторая девочка.

— Ну и сидите тут со своей крышей и со своим шифером, — окончательно разобиделся Герасим.

Он резким движением выключил магнитолу и, поднявшись из кресла, подхватил её под мышку.

— Счастливо оставаться.

— Ну, уж нет! — Варя решительно преградила ему путь. — Никуда мы тебя не отпустим. Остальные мальчишки ещё дрыхнут. Их пока даже пушками не разбудишь. Сама пробовала. А нам с Маргаритой скучно. Так что, Муму, сиди.

В комнате появилась Маргарита.

— Что там у нас с нашим Герочкой? — она широко раскрыла и без того огромные черные глаза.

— Со мной-то порядок, — откликнулся Каменное Муму. — А вот Панова в своем репертуаре. Прикалывается, — он с осуждением поглядел на Варю.

— Давно бы пора привыкнуть, — с ангельским видом заявила та. — Все равно ведь не прекращу. Видно, у тебя, Герочка, судьба такой, — с восточным акцентом добавила она.

— Это не у меня судьба, а у тебя характер плохой, — Муму мигом затеял полемику. — Вечно ты, Варька, сваливаешь с больной головы на здоровую.

— Это у кого тут здоровая голова? — разыграла крайнюю степень изумления Варя.