– Я знаю не хуже вас, – хладнокровно ответила София, – какая опасность нам угрожает. Но как ее избегнуть? Ведь вы же согласитесь, что нет шансов, чтобы ваше пожелание осуществилось.

– Так придумайте какое-нибудь средство, – заметила Зелида.

– О, – продолжала София, – я устала ломать голову, ничего не могу придумать… Заживо похоронить себя в провинциальной глуши, – это, конечно, выход; но покинуть все городские развлечения, отказаться от жизни, – нет, я этого не сделаю. Я чувствую, что мое сокровище никогда с этим не примирится.

– Но как же быть?..

– Как быть? Предаться на волю провидения и смеяться, по моему примеру, над тем, что будут о нас говорить. Я все испробовала, чтобы примирить доброе имя и удовольствия. Но раз выходит, что надо отказаться от доброго имени, – сохраним, по крайней мере, удовольствия. Мы были единственными в своем роде. Ну, что же, моя дорогая, теперь мы будем такие же, как сотни тысяч других. Неужели это вам кажется таким ужасным?

– Ну, конечно, – отвечала Зелида, – мне кажется ужасным походить на тех, которых мы презирали с высоты своего величия. Чтобы избежать такой пытки, я, кажется, убежала бы на край света.

– Отправляйтесь, моя дорогая, – продолжала София, – что касается меня, я остаюсь. Но, между прочим, я советую вам запастись каким-нибудь тайным средством, чтобы помешать вашему сокровищу болтать в дороге.

– Честное слово, – заметила Зелида, – ваша шутка неуместна, и ваша неустрашимость…

– Вы ошибаетесь, Зелида, – тут нет и речи о неустрашимости. Предоставлять событиям идти их неотвратимым ходом – это тупая покорность. Я вижу, что мне не миновать лишиться чести. Ну, что же! Если уж это неизбежно, – я, по крайней мере, постараюсь избавиться от лишних волнений.

– Лишиться чести! – воскликнула Зелида, заливаясь слезами. – Лишиться чести! Какой удар! Я не могу его вынести!.. Ах, проклятый бонза! Это ты меня погубил. Я любила своего мужа; я родилась добродетельной; я и теперь бы еще любила его, если бы ты не злоупотребил своим саном и моим доверием. Лишиться чести! Дорогая София…

Она не могла продолжать. Ее душили рыдания, и она упала на кушетку почти в полном отчаянии. Когда к ней вернулся дар речи, она воскликнула с тоской в голосе:

– Моя дорогая София, я умру от этого!.. Я должна умереть. Нет, я не переживу моего доброго имени…

– Слушайте Зелида, моя дорогая Зелида, – говорила София, – не торопитесь умирать. Может быть…

– Ничего не может быть. Я должна умереть…

– Но, может быть, нам удастся…

– Ничего нам не удастся, – говорю я вам… Но скажите все-таки, дорогая, что нам может удастся?

– Может быть, нам удастся помешать сокровищу говорить.

– Ах, София, вы хотите меня утешить, внушив мне ложные надежды, – вы обманываете меня.

– Нет, нет, я и не думаю вас обманывать. Выслушайте же меня, вместо того чтобы предаваться безумному отчаянию. Мне рассказывали о Френиколе, Эолипиле, о кляпах и намордниках.

– Какое же отношение имеют Френиколь, Эолипиль и намордники к той опасности, которая нам угрожает? Что может сделать мой ювелир и что такое намордник?

– А вот я вам скажу. Слушайте же, дорогая: намордник – это машинка, изобретенная Френиколем, одобренная Академией и усовершенствованная Эолипилем, который приписывает себе это изобретение.

– Ну, и при чем же здесь эта машинка, изобретенная Френиколем, одобренная Академией и усовершенствованная этим олухом Эолипилем?

– О, ваша живость превосходит всякое воображение! Ну, так вот, эту машинку пускают в ход, и она заставляет молчать сокровище, хотя бы оно…

– Неужели это правда, моя дорогая?

– Говорят.

– Надо выяснить это, – заявила Зелида, – и немедленно же.

Она позвонила. Вошла служанка, и она послала ее за Френиколем.

– Почему не за Эолипилем? – спросила София.

– Френиколь менее заметный человек, – ответила Зелида.

Ювелир не заставил себя ждать.

– Ах, вот и вы, Френиколь, – сказала Зелида. – Добро пожаловать. Поторопитесь же, мой милый, вывести двух женщин из большого затруднения.

– В чем дело, сударыни?.. Может быть, вам нужны какие-нибудь редкие драгоценности?

– Нет, у нас и так есть два сокровища, и мы хотели бы…

– Избавиться от них, не так ли? Ну, что же, сударыни, покажите их мне. Я их возьму, или мы с вами обменяемся…

– Нет, господин Френиколь, не то, нам нечем меняться…

– А, я вас понял: речь идет о серьгах, которые вы хотите потерять, да так, чтобы ваши мужья нашли их у меня…

– Совсем нет. Да ну же, София, скажите ему, в чем дело.

– Френиколь, – заговорила София, – нам нужно два… Как! Вы все еще не понимаете?