Эти меры, как мы видели, заключались во взаимном соглашении занять опять Францию союзными войсками при первом взрыве революции. Таким образом, “Священный союз”, или “моральная пентархия”, как его еще называли, уже выходил из области религиозно-сентиментальных мечтаний и делался орудием всеевропейской реакции.

После Ахейского конгресса все усилия Меттерниха сосредоточились на Германии. Мы уже упомянули, что некоторые германские владетели, руководимые не столько, может быть, либеральными убеждениями, сколько желанием найти в своих народах опору против гегемонии Австрии и Пруссии, даровали своим подданным обещанные на Венском конгрессе конституции. Между ними на первом месте стоял известный покровитель наук и искусств и друг Гете – веймарский герцог Карл Август. Его примеру последовали короли Баварии и Вюртемберга и великий герцог Бадена. Но эти уступки могли удовлетворять либеральное немецкое общество только отчасти. Оно ожидало от войны с Наполеоном чего-то большего, его идеалом было политическое объединение Германии. Отсюда недовольство, усилившееся еще больше при явных попытках Австрии и находившейся под ее влиянием Пруссии уничтожить и те незначительные реформы, которые были введены в Германии.

Это новое разочарование выразилось, с одной стороны, в религиозно-мистическом движении, а с другой – в целом ряде политических протестов и волнений, закончившихся убийством Коцебу в 1820 году. О мистическом движении этой эпохи интересные факты мы находим в письме Адама Миллера, одного из негласных агентов Меттерниха в Германии. Между прочим, он сообщал, что в Галле студенты разных факультетов постоянно переходят на теологический и что старый и набожный профессор Кнаппе не знает, как ему быть при таком необыкновенном наплыве слушателей на его лекциях. Там же появился новый мистик Шуберт, пользовавшийся точно таким же успехом. В Бонне врач Виндишман начал свой курс лекций в зале, переполненной профессорами и студентами, и закончил, среди всеобщего одобрения, свою первую лекцию словами: “...только в откровении Иисуса Христа можно найти успокоение своей совести и путь к примирению с наукой”. Казалось бы, что консерваторы должны встретить это движение с радостью, так как оно отвлекало молодежь от общественно-политической жизни; на деле вышло наоборот. Защитники старины понимали, что в мистиках живет тот же беспокойный и алчущий свободы дух, который, смотря по обстоятельствам, проявляется в той или иной форме. “Очень замечательное явление, – писал Генц Меттерниху, – происходит на наших глазах, а именно: эволюция многих людей, особенно молодых, переходящих от политического фанатизма к религиозному мистицизму. В этом я ничего хорошего не вижу. Очевидно, что болезнь только меняет форму, и поэтому с нею нужно бороться другими средствами... Если нам не удастся повлиять на умы и уничтожить зло в его самых глубоких корнях, то мы должны будем признать себя побежденными”.

Мистическое движение шло параллельно и часто совместно с политическим. Центром последнего были литературные кружки и студенческие общества – буршеншафты, которые заняли место старого Союза добродетели. Борьба велась путем словесной пропаганды, полемики в печати и публичных демонстраций. Из последних особенную известность получило Вартбургское празднество 18 октября 1817 года [8] . В этот день по приглашению студенческого общества Иенского университета сошлась молодежь со всех концов Германии отпраздновать третью годовщину Лейпцигского боя. Вечером, после шествий по городу, после речей ораторов, был разведен костер, на котором, при пении патриотических гимнов, были сожжены брошюры и газеты Галлера, Коцебу и других реакционных авторов, большею частью бывших либералов и свободомыслящих, перешедших потом на сторону реакции.

Известие о вартбургских событиях были встречены с сочувствием в либеральной части немецкого общества и с негодованием – в консервативной. Эти события послужили сигналом решительной битвы между двумя лагерями. Год спустя, во время Ахейского конгресса, Меттерних предлагает прусскому королю общий план действия, главные пункты которого намечены в секретном письме к прусскому министру, князю Витгенштейну. Прежде всего он требует, чтобы король окончательно отказался от своего обещания ввести конституцию в Пруссии. “Подобное нововведение, – пишет Меттерних, – не может быть сделано в большом государстве без того, чтобы оно не повело к революции”.

После этого Меттерних предлагает целый ряд репрессивных мероприятий, касающихся не одной только Пруссии, но и всего Германского союза. С одной стороны, эти мероприятия были направлены против общественного мнения, с другой – против молодежи. Для подавления первого он советует уничтожить свободу печати. Меттерних еще мирится с мыслью допускать свободное печатание “серьезных и научных сочинений”, но не памфлетов и периодических изданий. Он требует, чтобы против последних были изданы специальные “предохранительные или репрессивные законы”.

Воспитание юношества тоже беспокоит Меттерниха. “Новаторы поняли бесплодность своих затей, – пишет Меттерних, – и поэтому переменили образ действия: они устремили свой взор на грядущее поколение. Чтобы подготовить последнее к предназначаемой ему миссии, нужно было овладеть молодыми людьми с раннего детства и приучить их ум к революционной дисциплине”. В этом и заключалась, по мнению Меттерниха, роль гимнастических обществ, “этих подготовительных школ к университетским беспорядкам”, и студенческих ассоциаций – буршеншафтов. Так как и гимнастические общества, и буршеншафты больше всего распространены в Пруссии, то король, уничтожив как те, так и другие, дал бы назидательный пример остальной Германии.

Пока прусское правительство обдумывало план Меттерниха, последний возвращается в Вену и оттуда отправляется в Италию вместе с императором Францем. Помимо удовольствия, целью этой поездки было познакомиться на месте с ходом дел на Апеннинском полуострове. Здесь и застало Меттерниха известие об убийстве Коцебу студентом Зандом в Мангейме 23 марта 1819 года.

Еще во время Ахейского конгресса вышла одновременно на немецком и французском языках брошюра русского дипломата Стурдзы, в которой горячо осуждалось не только либеральное немецкое движение, но и устройство Германского союза. Появление ее вызвало страстную полемику в немецкой печати. Арндт, Геррес, Ян и другие вожди либерального движения напали на автора брошюры, а одна студенческая корпорация даже послала ему вызов. Писатели же противоположного лагеря взяли под свою защиту как идеи, высказанные в брошюре, так и личность самого Стурдзы. Между ними наибольшей горячностью отличался Коцебу. Молва обвиняла его в том, что вследствие его интриг император Александр переменил свое отношение к немецким либералам, которым раньше сочувствовал, и в том, что брошюра Стурдзы, написанная под диктовку царя, являлась, в сущности, плодом подпольной деятельности Коцебу. “Известно, насколько вся эта партия, – пишет Генц Меттерниху, – рассчитывала раньше на русского царя. Теперь она доказала, что перемена, совершившаяся с последним, является для нее страшным ударом... Возбуждаемые страхом эти люди дошли до исступления и готовы совершить самые чудовищные поступки. Эти безумцы убили Коцебу потому, что приписывали его проискам перемену отношений к ним покровителя, на которого они возлагали наибольшие надежды”.

Со всех сторон Германии посылались к Меттерниху сообщения, описывавшие происшедшее событие. Фарнгаген фон Энзе рассказывал драматические подробности как убийства Коцебу, так и неудачной попытки Занда покончить с собой. “Когда Занд вышел на улицу, – пишет Фарнгаген, – он упал на колени и начал с воодушевлением благодарить Бога за то, что его попытка увенчалась успехом. Потом он наносит себе два удара кинжалом и падает без сознания”. Из других источников Меттерних узнает, что Занд был студентом теологии сначала в Эрлангенском университете, где отличался мягкостью характера и чистотою нравов, и что в 1817 году он перешел в Иену. Тут он принимал горячее участие в вартбургских демонстрациях, а в 1818 году опять возвратился в Эрланген и вел деятельную агитацию в пользу всеобщего немецкого студенческого союза.