Между тем, вопрос, на который не дал ответа сыскной капитан, остается во всей своей силе: кто и на каком основании нас арестовал? Что общее предписание о задержании русских граждан с неугодным английскому правительству образом мыслей действительно исходило от лондонского правительства – это несомненно, ибо г. Ллойд-Джордж не мог упустить счастливого подвернувшегося случая проявить, наконец, ту титаническую энергию, под знаком которой он встал у власти. Но остается еще вопрос: кто именно указал англо-канадским властям на нас, как на лиц, подлежащих задержанию? Кто доставил в Галифакс в течение трех-четырех дней аттестацию нашего образа мыслей? Целый ряд обстоятельств говорит за то, что эту союзную услугу оказало обновленное русское консульство, то самое, что удалило портрет Николая из приемной и вычеркнуло слово «императорский» в своем титуле. Выдавая нам одной рукой бумаги на предмет проезда в Россию и тем демонстрируя свою лояльность по отношению к столь ненадежной в его глазах амнистии, консульство могло другой рукой передать свои охранные сведения английским властям – в надежде, что деятельность в этом направлении окажется, во всяком случае, надежнее. Верно или нет это предположение, проверить это у вас, г. министр, есть сейчас больше возможностей, чем у меня. Но и независимо от его верности, независимо вообще от всей закулисной стороны дела, остается во всей своей силе факт, что английские власти арестовали на нейтральном судне 7 русских граждан и 2 детей, ехавших в Россию с документами, выданными русским консульством, продержали в течение месяца этих русских граждан в обстановке, которую нельзя иначе назвать, как постыдной, и «освободили» их из плена в условиях, которые нельзя иначе назвать, как издевательством над теми, кого освобождали, и над тем правительством, по требованию которого освобождали. Эти факты непреложны. И мне остается, не вдаваясь в область обще-политических соображений и, стало быть, не выходя за рамки моего официального к вам обращения, формулировать следующие вопросы:

Не считаете ли вы, г. министр, необходимым принять неотложные меры к тому, чтобы заставить английское правительство и его агентов относиться в будущем, если не с уважением, то по крайней мере с осторожностью к элементарным правам русских граждан, попадающих в угрожаемую английскими властями зону?

Не признаете ли вы необходимым в этих целях: а) побудить великобританское правительство принести перед пострадавшими извинение в совершенных по отношению к нам правонарушениях и бесчинствах; б) настоять на наказании виновных в бесчинствах агентов великобританского правительства, независимо от занимаемых ими постов; в) добиться от английского правительства возмещения нам убытков от утерянных и расхищенных при перевозках и обысках вещей и от противозаконного месячного задержания?

Уже по прибытии в Петроград я ознакомился с официальным сообщением английского посланника по поводу нашего задержания в Галифаксе. Г. Бьюкенен заявил, что мы, задержанные, направлялись во всеоружии субсидированного германским правительством плана низвергнуть Временное Правительство (первого состава).

Это сообщение о полученных мною от германского правительства деньгах дополняет необходимым штрихом все поведение английского правительства в отношении к русским эмигрантам, – поведение, сотканное из насилия, увертливой лжи и циничной клеветы. Считаете ли вы, однако, г. министр, в порядке вещей тот факт, что Англия представлена лицом, запятнавшим себя столь бесстыдной клеветой и не ударившим после того пальцем о палец для собственной реабилитации?

В ожидании ответа имею честь оставаться с совершенным почтением

Л. Троцкий.

Петроград, 5 мая 1917 года.

Л. Троцкий, «В плену у англичан», Петербург, изд. «Книга» 1917 г.

Весть о русской революции застигла нас в Нью-Йорке, далеко за океаном, но и там, в этой могущественной стране, где царит как нигде буржуазия, русская революция оказала свое действие. Американский рабочий класс приобрел худую славу. О нем говорят, что он не поддерживает революции. Но если бы вы видели в феврале американских рабочих, вы бы вдвойне гордились своей революцией. Вы бы поняли, что она потрясла не только Россию, не только Европу, но и Америку. И вам бы стало ясно, как и мне, что она открывает новую эпоху, эпоху крови и железа, но уже в борьбе не наций против наций, а класса страдающего и угнетенного против классов господствующих. (Бурные аплодисменты.) Повсюду на митингах рабочие просили меня передать вам свой пламенный восторг. (Бурные аплодисменты.) Но я должен вам кое-что рассказать и о немцах. Я имел случай прийти в близкое соприкосновение с кучкой германских пролетариев. Вы спросите, где? – В лагере военнопленных. Английское буржуазное правительство нас арестовало, как врагов, и посадило в Канаде в лагерь военнопленных. (Крики: позор!) Там было сто офицеров и восемьсот матросов немцев. Они спрашивали нас, как мы, русские граждане, попали в плен к англичанам. И когда мы им сказали, что мы попали в плен не как русские граждане, а как социалисты, они стали нам говорить, что они рабы своего правительства, своего Вильгельма. Мы очень близко сошлись с германскими пролетариями. Это не понравилось пленным офицерам, и они пожаловались английскому коменданту, заявляя, что мы подрываем у матросов верность их кайзеру. Тогда английский капитан, охраняя верность немецких солдат кайзеру, запретил мне читать рефераты. Матросы по этому поводу заявили свой негодующий протест коменданту. Когда мы уезжали, матросы проводили нас музыкой и кричали при этом «долой Вильгельма, долой буржуазию, да здравствует интернациональное единение пролетариата!» (Бурные аплодисменты.) То, что произошло в мозгах германских матросов, происходит теперь во всех странах. Русская революция, это – пролог к революции мировой. Но я не могу скрыть, что со многим из того, что сейчас происходит, я не согласен. Я считаю, что вхождение в министерство опасно. Я не верю в чудо, которое может совершить министерство сверху. У нас было раньше двоевластие, которое происходило от противоречия двух классов. Коалиционное министерство не избавит нас от двоевластия, а лишь перенесет его в министерство. Но от коалиционного министерства революция не погибнет. Нужно только помнить три заповеди: 1) недоверие к буржуазии, 2) контроль над собственными вождями и 3) доверие к собственной революционной силе. Что же мы рекомендуем? Я думаю, что следующим вашим шагом будет передача всей власти в руки рабочих и солдатских депутатов. Только единовластие спасет Россию. Да здравствует русская революция, как пролог к мировой революции! (Аплодисменты.)

«Известия» N 60, 7 мая 1917 г.

Нашу революцию называют буржуазной. Это значит, что у власти должна была стать в лучшем случае буржуазная демократия, а пролетариат должен находиться в оппозиции {6} . Та же часть с.-д. партии, которая дала Временному Правительству своих членов Церетели и Скобелева, стала партией правительственной, партией буржуазной революции, значит буржуазной партией. Разница между депутатской массой Совета Рабочих и Солдатских Депутатов и ее идейными руководителями Церетели и Скобелевым та, что первые не разбирались и не поняли всей сложности движущих сил революции, – тогда как Скобелев и Церетели, являясь идейными руководителями с.-д., своей тактикой компрометируют не только с.-д. и с.-р., но и то течение социал-демократии (Циммервальд), к которому они себя причисляют и единственно на которое мы возлагаем все наши надежды на восстановление Интернационала.

Мы не исключаем их из партии, они своим поведением сами ставят себя вне рядов с.-д. Мы снимаем с себя даже тень ответственности за них. Войдя в правительство, они стали либо его пленниками, либо его агентами, и единственная задача для нас, революционных с.-д., разоблачить их. Мы ставим себе ясную и определенную задачу – переход всей полноты власти в руки Совета. Для нас этот вопрос не вопрос сегодняшнего дня. Мы знаем, что завоевание власти – процесс длительный и зависит от темпа развертывающихся событий, мы не говорим о захвате власти помимо Совета, ибо он является представительной формой правления всей революционной демократии. Мы должны лишь стремиться создавать в Совете свое большинство, наполняя его работу истинно-революционным содержанием, и организовать широкие народные массы вокруг наших лозунгов.

Захват власти как можно скорее – не в наших интересах, ибо чем больше отдаляется от нас этот момент, тем более организованными и сознательными становятся наши ряды и тем более подготовленными окажемся мы в нужный момент для захвата власти.

Мы категорически отказываемся от всякой поддержки новому Временному Правительству, и его кризис не будет нашим кризисом, ибо мы все время говорим рабочим массам об истинной сущности Временного Правительства, полного буржуазным эгоизмом, прикрывающегося демократической фразеологией, а сейчас и двумя социалистическими трупами. Вхождение социалистов в министерство окончится полным банкротством, так как и Чернов ничего сделать не сможет. Он подготовит материалы к Учредительному Собранию, но не предпримет практических шагов, а тем временем идет оформление власти анти-революционных элементов. А если мы и себя вплетем в этот клубок, то не будет у нас надежды и на будущее. Развал Совета Рабочих и Солдатских Депутатов идет, и справа и слева отваливаются части, но это не последняя глава истории революции. Будет третья и четвертая глава, когда настанет полное отделение от мелкобуржуазных элементов города и деревни. Мы не знаем, выйдем ли мы победителями, но мы знаем, что ничего не переменится от перемещения четырех лиц из Совета в правительство. Классовые взаимоотношения не меняются от соглашений и внутренних пересмотров. Мы должны идти со своим классом; не знаем, будем ли победителями, но знаем, что другого пути нет.

И если ошибся Маркс, предсказывая социальную революцию преждевременно, то это не значит, что и наши предсказания будут преждевременными. После всех сотрясений войны, после воспитания 50 годами социалистической культуры, после всего пережитого народами – какие другие условия могут быть более благоприятными для социальной революции? И если война, заставившая все народы снять с себя всю фальшь, ложь и налет шовинизма, не доведет Европу до социальной революции, то это значит, что Европе суждено экономическое вырождение, что она погибнет, как цивилизованная страна, и будет служить лишь любопытству туристов, а центр революционного движения перенесется в Америку или Японию.