— Гаэль! — достаточно резко оборвал ее я. — Прошу вас, не комментируйте то, о чем не имеете ни малейшего представления!

— Хорошо. Не буду.

— Но возможно, вы и правы, — признал я после небольшой паузы. — Во всяком случае, я тоже не слишком жаловал баронессу, а она, видимо, меня. Так что встречались мы не часто.

— Как это? Если они вас воспитывали…

— Прошу прощения. Я сказал, что они были моими опекунами, а это не одно и то же. Они управляли моим герцогством, следили за порядком в моем замке, но жили-то при этом в собственном. Впрочем, не могу не отдать должное дяде, он как раз навещал меня достаточно часто.

— Стало быть, вы росли вообще без родителей? Ни родных, ни даже приемных…

Я не выдержал и рассмеялся:

— Прежде чем жалеть бедного сироту, Гаэль, подумайте вот о чем: я был сущим сопляком, пешком под стол ходил, а в моем распоряжении была целая армия слуг, готовых исполнить любую мою прихоть. И при этом мне никто не докучал тем, что пора ложиться спать, или пора жрать, или еще что-нибудь… Я всегда, сколько себя помню, был сам себе хозяин. Так ли это плохо?

— Ну если вы смотрите на это подобным образом…

— Именно так.

— Тогда, конечно, другое дело… — Большой убежденности в ее голосе не прозвучало, и я подумал: уж не связано ли это как-то с ее собственным детством… Однако даже если б я захотел об этом спросить, все равно не успел бы — чуть наклонившись вперед, она привычным жестом потерла переносицу и задала следующий вопрос: — Вы уж не обижайтесь, герцог, но мне это кажется важным. Раз вы последний в роду, как я поняла, то кто же наследует герцогство, если вы… вдруг умрете?

Да уж, она не боялась называть вещи своими именами, что людям было несвойственно — большинство из них обязательно употребили бы эвфемизм. Тем не менее я не без интереса спросил:

— А что тут обидного?

— Не знаю… — Она иронично улыбнулась. — У вас же мозги устроены по-другому, и я не всегда могу предсказать вашу реакцию. Но все же?

— Будете смеяться, но с уверенностью сказать не могу. Помирать никогда не собирался, поэтому и не интересовался. А когда уходил с Кертории, то было уже все равно. Но наверняка кто-то из Детанов.

— Сам барон?

— Исключено. У него уже есть титул и владения, и, согласно керторианским законам, сменить их он не может. Кроме разве что…

— Королевского трона?

— Ну да.

— Ясно. Значит, дело не в этом.

Она откинулась в кресле и, полуприкрыв глаза, о чем-то глубоко задумалась, а я сообразил наконец, что все эти расспросы велись не из праздного любопытства. Цель их, правда, казалась мне неясной. Можно было спросить в лоб, но хотелось догадаться самому.

Однако получалось не очень; я докурил оставшуюся половину сигары, но так и не дошел ни до чего основательнее неоформившихся предположений. Оставалось ждать, будет ли продолжение…

И оно последовало. Открыв глаза, Гаэль вновь села прямо и, немного поизучав меня, вынесла заключение:

— А вы как будто не прочь поговорить еще, герцог?

— Более-менее… — признал я, слегка уязвленный тем, что опять забыл придать своей физиономии непроницаемое выражение.

— Удивительные дела!.. Тогда расскажите мне вот о чем. Вы тут недавно сказали майору о Лагане, — что он уроженец Запада. И вы тоже с Запада?

— Верно.

— А еще кто-нибудь с Запада среди вас есть?

— Да. Реналдо Креон.

— Веганский банкир… С ним вы дружили?

— В юности мы — Реналдо, Бренн и я — действительно были дружны…

— А еще?

— Нет, это все. Вообще нас было четверо, почти сверстников, чьи замки стояли неподалеку друг от друга. Но четвертый остался на Кертории: он был вторым сыном и, следовательно, не имел права принять участие в мероприятии, посвященном дележу трона.

— А так стал бы?

— Очень вероятно…

— Гм… Ладно, неважно. Я, собственно, к чему веду… Не было ли, герцог, на Кертории какой-нибудь вражды, противостояния по географическому, что ли, признаку?

Прежде чем ответить, я некоторое время смотрел на ее лицо. Назвать ее очень красивой было трудно — черты немного резкие, не совсем правильные, — но определенно она была недурна собой… Вот ведь странно! Женщинам и вовсе не полагалось быть слишком умными, а уж с такой внешностью — тем более…

— Была вражда, — наконец подтвердил я. — И о-го-го какая! Между Западом и Востоком…

— Забавно! — хмыкнула она.

— Что именно?

— Что между Западом и Востоком. Знаете, на родине Человечества тоже существовал подобный антагонизм.