В небе кружили два огромных Охотника, всего лишь в нескольких кварталах от реки Лиффи. Они были в два раза больше тех, что я видела раньше, они были чернее ночи, с громадными кожистыми крыльями, раздвоенными хвостами, когтями, длиной с мое копье, и глазами, горящими, как печи в аду. Они рассекали когтями воздух, выставив их перед собой, и издавали пронзительные крики, направленные на что-то внизу на улице (такие же крики, какие, должно быть, могли издавать драконы), выбрасывая в воздух кристаллы льда с каждым взмахом черных, как сама смерть, и огромных, как паруса, крыльев.

– Проклятье, ты можешь в это поверить? – выдохнула Дэни, – они что, психи?

Она не имела в виду Охотников. Она говорила о тех, кто находился на улице и стрелял по ним.

Я видела дырки в громадных черных крыльях, которые почти сразу же затягивались, а пули падали вниз. Я даже слышала тра-та-та-та автоматной очереди. От этого не было никакого толку, Охотники только больше бесились. Сильно бесились. Кто бы это ни делал, он обрекал себя на верную гибель! Я посмотрела на Дэни, и она кивнула.

– Лучше пойдем и спасем их задницы, – согласилась она и потянулась ко мне.

Я отступила назад.

– Спасибо, но здесь всего пара кварталов, я дойду.

Я отвернулась. Она схватила меня за плечо, и в мгновение ока мы были уже там. Нет, я точно ограблю аптеку и добуду драмамин [12] , потому что когда она меня отпустила, меня скрутило в рвотном позыве, с которым я отчаянно боролась, чтобы не заблевать свои блестящие черные ботинки.

Нельзя было идти туда, где грозила настоящая опасность, временно недееспособной. Суперскорость хуже перемещения. Перемещаются плавно. А суперскорость – это как лошадь с повозкой без амортизаторов на дороге с выбоинами.

Я оторвала взгляд от ботинок, посмотрела вверх и моргнула. На секунду, я просто лишилась слов.

– Мисс Лейн, рад видеть, что вы живы, а то я уже начал было волноваться.

Повернувшись к отряду в униформе у себя за спиной, инспектор Джейни проорал:

– Огонь!

Будто целую жизнь назад жесткий, дородный инспектор, стоявший передо мной, схватил меня и отволок в участок Гарды, чтобы допросить об убийстве его коллеги и шурина инспектора Патрика О’Даффи. И полжизни назад я открыла ему глаза на Невидимых, которые заполонили Дублин, украдкой подложив кусочки их плоти в его сандвичи в тот день, когда я пригласила его на чай в книжный магазин.

А потом я взяла его с собой на прогулку и заставила посмотреть в лицо тому, что случилось в его городе, с двумя намерениями: заручиться его помощью в отслеживании Книги и заставить его держаться к чертям подальше от меня самой. После этого мы разговаривали, только если у него была информация о местонахождении Книги, и то весьма кратко, но это было до того дня, когда он снова схватил меня на улице и шокировал просьбой угостить его особым «чаем» еще раз. Этого я не ожидала. Я ожидала, что он закроет глаза на то, что невозможно объяснить, и постарается поскорее забыть об этом, как сделало бы большинство людей. Он удивил меня.

Я изучающее его оглядела. Когда его люди прервали стрельбу, я спросила:

– Вы все еще едите Невидимых?

Или он просто преследовал тех, которых мог видеть?

Дэни издала удушливый звук.

– Есть Невидимых? Есть их? Вы меня, мать вашу, разыгрываете? Они ж ходячая мерзость, а некоторые из них выделяют слизистую зеленую хрень и у них есть… ну это… заполненные гноем штуковины! Фу. Просто, мать вашу, фу! – она высунула язык и яростно закрутила головой. – Фу! – повторила она снова.

Я пожала плечами.

– Длинная история. Расскажу тебе позже.

– Принцип необходимого знания [13] . Не стоит, – она издала рвотный звук.

– К этому привыкаешь, – сказал ей Джейни и повернулся ко мне. – Я ем их с того дня, когда попросил вас накормить меня ими.

– Вы никогда не возвращались, чтобы попросить еще.

– И быть зависимым от вас? Что если вас нет рядом, когда я в этом нуждаюсь? – фыркнул он. – Я тогда воспользовался моментом, пока находился под воздействием, потому что если бы не сделал этого, то не смог бы видеть их и убить их, чтобы заполучить еще. Порочный круг. Я заставил жену готовить их на завтрак каждый день. Теперь, когда многие из них не прячутся, это перестало быть проблемой. Мои люди едят их. Жена добавляет их в сандвичи наших детей. Огонь!

Мужчины продолжили стрельбу. Яростные вопли заполнили ночное небо.

Шум был оглушительным. Когда, наконец, все стихло, я закричала:

– Что вы делаете? Вы не можете убить их! Вы только разозлите их!

Я чувствовала их гнев – темный, глубокий, древний. Вообще-то я чувствовала даже больше: терпение, порожденное вечностью, непоколебимую уверенность, что они переживут это недоразумение, которое посмело их обидеть. Мы были ничем. Мы уже были пылью в ожидании, когда смерть настигнет нас. Они были возмущены тем, что у нас хватало смелости смотреть на них, не стоя на коленях, поклоняясь им, молясь на них, испрашивая их разрешения на возможность дышать.