— Есть, — уверенно ответил Харченко, зная, что населению обычно достаточно одного лишь слова, бумагу показать оно редко требует.

Но Татьяна потребовала:

— Покажи!

Харченко разозлился:

— Ты так? Учти, Татьяна, ведь я сейчас обыск сделаю нормально, тихо, если найду, тебе ничего не будет за содействие. А хочешь санкцию — будет тебе завтра санкция. Но при понятых, при свидетелях, и тебе срок впаяют за содействие. Так что соглашайся по-хорошему.

— Если это называется по-хорошему… — тянула время Татьяна.

И тут в дом вбежал Лупеткин.

— Деньги нашли!

— Где?

— А кто-то прямо на рынок подбросил! Курылёв позвонил, караулит, нас ждет.

— Надо же, доложил, не взял! — одобрил поведение неведомого Курылёва лейтенант.

— А как возьмешь, там людей полно: торговцы до ночи бродят, ищут деньги. Я еще смеялся — на что надеются? Оказалось — есть на что!

Харченко, не задавая больше вопросов, направился к двери.

— А извиниться? — негромко спросила Татьяна.

Харченко обернулся. Извиняться ему не хотелось. Но Татьяна очень уж ему нравилась.

— Извини, — сказал он. — Сама понимаешь: служба.

— Понимаю…

Милиция убыла.

Из-за окна послышался тихий шепот:

— Таня!

Татьяна выглянула.

Гоша скрючился под окном:

— Уехали?

— Вроде…

— Пить хочется. И поел бы чего-нибудь…

— Ну и сволочь же ты, Гоша! Исчезни, чтобы я тебя никогда больше…

— Погоди, все объясню!

И Гоша объяснил, сидя в сарае, куда Татьяна принесла ему поесть и попить:

— Сам не знаю, что со мной было. Будто кто-то в голове сидит и шепчет: возьми деньги, возьми деньги! Я ему говорю: да иди ты, а он…

— Кто?

— Не знаю! Ну, и схватил… Слушай! — Гоша вдруг перестал есть. — А может, меня зомбировали? Может, меня кто-то памяти лишил и настроил на то, чтобы я деньги украл? Но нелогично! — опроверг сам себя Гоша. — Украл — должен кому-то принести, так? А я обратно подбросил. Полдня за городом, в лесу, прятался. А потом сел и думаю: что же я делаю, идиот? Меня же видели. Меня же возьмут в первом же населенном пункте!.. Ну и подбросил. Подкрался, там мент, люди… Так положил, чтобы свидетели были, что деньги нашлись…

Свидетели, милиционеры и потерпевшая, то есть продавщица, которая все плакала, но теперь от радости, считали деньги и составляли протокол.

— Столько было? — строго спросил Харченко после подсчета.

— Столько! До копейки! Я каждую продажу записываю! — ответила продавщица.

Харченко переглянулся с верным помощником Лупеткиным. Тот его понял: если бы недостача, можно было бы вернуться, продолжить разговор с Татьяной и организовать, как намечалось, обыск. А теперь, получается, нет повода. Даже если ее сожитель украл — докажи теперь. И, главное дело, вернул ведь. Это раньше считалось, что “не пойман — не вор”, в новые времена проще и либеральнее: “вернул — не вор”.*

Милиционеров посильно отблагодарили за беспокойство, преследовать Гошу лейтенант Харченко не стал.

А Татьяна сказала с горечью Гоше в тот вечер, когда поила и кормила его, раскаявшегося:

— Никто тебя не зомбировал, а был ты, я вижу, в прошлой жизни ворюга последний! И деньги я твои поганые — сожгу!

— Какие деньги?

— Неважно. Слушай меня внимательно: либо ты остаешься и нормально живешь и работаешь, либо — прощай навсегда.

— Куда я денусь? — понурился Гоша. — Ты не бойся, если я и был вором, теперь я им быть не хочу.

— Ну, посмотрим. Буду тогда из тебя человека делать.

И Татьяна начала делать из Гоши человека. Приучила опять к тепличному хозяйству. Гоша сперва портачил, но потом научился и выполнял работу даже с удовольствием. Опять увлекся цветами.

С детьми уже не играл, но, уступая настойчивым просьбам товарищей Толика и Кости, намастерился снова выстругивать деревянные ружья и автоматы. И даже устанавливал на них стреляющие устройства, но безобидные: от дула идет резинка, натягивается, в нее вкладывается вишневая косточка, зажимается прищепкой — выстрел. Убойная сила меньше, чем у рогатки, а удовольствие то же.

В общем, понемногу все наладилось.

Харченко наведался пару раз и не нашел повода придраться.

Кумилкин как-то, проходя мимо дома, показал бутылку водки, купленную на пенсионные деньги дяди, и позвал Гошу с собой. Гоша отказался.

— Что, запретили тебе? — посочувствовал Кумилкин. — А я думал, ты нормальным мужиком стал. Серьезным.

На крыльцо вышла Татьяна и закричала:

— А ну, иди отсюда, Чумилкин! — Она знала от соседей, что так дразнили Юрия в детстве.

— Не обзывайся! — обиделся Кумилкин.