– Два.

– Хорошо, - сказал Свенк. – Можешь вспомнить свое имя.

– Ларн. Арвин Ларн.

– Откуда ты, Ларн?

– Откуда? Снаружи… там стреляют…

– Верно. Но я спрашиваю о твоем родном мире, Ларн. Где ты родился?

– Джумаль, - ответил Ларн. – Джумаль IV.

– Превосходно, - сказал Свенк, на лице его появилась улыбка. – Прими мои искренние поздравления, салага. У тебя нет сотрясения мозга, и ты признан годным для службы. Если у тебя в следующие двенадцать часов начнется головокружение и тошнота, выпей два стакана воды и зови меня. Да, а что касается головной боли, которую ты, несомненно, сейчас испытываешь? Не волнуйся, это хороший знак. Это значит, что ты еще жив.

– У тебя удивительный подход к больным, Свенк, - сказал Давир, неожиданно появляясь из-за плеча медика и глядя на Ларна. – Просто замечательный. Ты делаешь честь своей профессии.

– Спасибо, Давир, - сказал Свенк, перекидывая ремень своей сумки через плечо и вставая. – Всегда находил такие похвалы глубоко трогательными. А сейчас, извини, я должен пойти и проверить другие блиндажи на предмет раненых. Учитывая, с какой основательностью нас сейчас обстреливает наша же артиллерия, вполне возможно, есть и другие, которые сейчас больше нуждаются в моих медицинских талантах. Хотя должен предупредить тебя, салага, - добавил он, глядя на Ларна с притворной серьезностью. – Хотя быть раненым дважды за один день у нас не столь уж и неслыханно, это все же предполагает некоторую небрежность по отношению к своему здоровью. Если еще раз обратишься ко мне сегодня, мне придется взимать с тебя плату за мои услуги.

Свенк повернулся и быстро пошел к двери в дальнем углу блиндажа. Видя, как медик открывает дверь и поднимается по ступенькам на поверхность, Ларн услышал приглушенные звуки взрывавшихся снарядов. «Нас все еще обстреливают», подумал он, туман в его мозгу начал медленно рассеиваться, и он понемногу приходил в себя. «А медик Свенк собирается идти под обстрел, искать раненых, которым нужна его помощь. Невероятно. Он или безумец, или самый храбрый человек, которого я когда-либо видел».

– Ты плохо выглядишь, салага, - сказал Булавен, все еще сидя рядом с Ларном и с беспокойством глядя на него. – Ты очень бледен.

– Ну и что? – сказал Давир. – Насколько мы знаем, это его нормальный цвет лица, после того, как из него выбьют дерьмо. В любом случае, Булавен, ты слышал, что сказал Свенк: салага здоров и годен. А сейчас прекрати кудахтать над ним как тупая курица и поднимай его на ноги. Если салага не умирает, ему нечего валяться здесь и занимать ценное место.

– Пошли, салага, - сказал Булавен, помогая ему встать на ноги. Поднявшись, Ларн в первый раз оглядел внутренности блиндажа, в котором оказался. – Осторожнее. Если почувствуешь, что у тебя подгибаются колени, просто обопрись на меня.

Внутри блиндаж был меньше чем тот, в котором Ларн был до этого; возможно, он был размером лишь с третью часть блиндажа-казармы, где Ларн впервые встретился с сержантом Челкаром и капралом Владеком. Вглядевшись сквозь толпу из дюжины или около того гвардейцев, стоявших рядом, Ларн увидел в углу стол, на котором стояла аппаратура связи. На стуле рядом с ним сидел небритый и усталый варданский капрал, одной рукой прижимая к уху наушники, а другой нажимая кнопку «отправить» на вокс-коме перед ним.

– Да, я понимаю, капитан, - говорил капрал в вокс-ком, - но, независимо от того, что говорят ваши карты, я уверяю, что мы по-прежнему занимаем сектор 1-13.

– Это капрал Гришен, - сказал Булавен, заметив, что Ларн смотрит на капрала. – Наш связист. Сейчас он разговаривает с командиром батареи, которая обстреливает нас.

– Что? Ты хочешь сказать, они знают, что обстреливают нас? – ошеломленно спросил Ларн.

– Я бы на твоем месте так не удивлялся, салага, - сказал Давир. – Это же Брушерок. Здесь СНПД – обычное явление. Ты уже слышал такое выражение – СНПД? Говорю тебе: нет лучшего выражения, чтобы описать всю эту проклятую войну.

– Я думаю, дело в оборудовании, - сказал Учитель, подойдя к ним. – Я имею в виду причину этих случаев, когда наша артиллерия вдруг начинает обстреливать нас. Старое оборудование изнашивается, новое неправильно настроено, или оно ремонтировалось уже столько раз, что стало почти бесполезным. Какова бы ни была причина, я уверен, что как только командир батареи поймет ситуацию, обстрел прекратится.

– Ха! Снова беспочвенный оптимизм, - сплюнул Давир. – Правда, Учитель, ты ничуть не лучше, чем этот толстый дурак Булавен. Гришен сидит у комм-линка и пытается договориться с батареей уже двадцать минут. И пока все, чего он добился – отсидел себе задницу. Нет, я вовсе не думаю, что бомбардировка скоро закончится. Потому что для этого тот идиот, который нас обстреливает, должен признать, что он совершил ошибку. А зачем ему это надо? Если он убьет нас, может быть, какая-нибудь задница из штаба нацепит ему медаль.

– Да, капитан, я знаю, что у вас есть приказы, - говорил капрал Гришен в вокс-ком, дела паузы, чтобы выслушать ответ в наушниках. Когда все в блиндаже замолчали, прислушиваясь к разговору, капрал начал снова.

– Да, я понимаю, капитан, - сказал Гришен. – И вы правы: первый долг гвардейца – повиновение. Но даже учитывая данные вам приказы и то, что вы должны их исполнять, если эти приказы ошибочны…

Пауза.

– Нет, конечно, вы правы, сэр. Божественно предписанная структура командования Имперской Гвардии исключает любую возможность того, что приказы могут быть ошибочны. Если сказать иначе… Я хотел сказать, что проблема может быть не в самих приказах, а в практических аспектах их исполнения…