— Надолго запомнят гитлеровцы нашу русскую силу, — включился в разговор помощник командира взвода автоматчиков.

— Правильно вы писали, товарищ майор, в своих стихах, — сказал Иванов и прочитал несколько строчек:

Чапичев кивком головы поблагодарил Иванова и сказал:

— Спасибо, Николай, что прочитал мои стихи. Я понимаю вашу злость на врага и желание скорее покончить с войной. Но мы не должны давать волю своему гневу.

Присутствующие не ожидали такого оборота беседы и вразнобой загудели:

— Это что же, теперь по головке надо гладить врага?

— Мы вместе с вами клялись отомстить фашистским палачам…

Чапичев снова заговорил:

— Тише, товарищи! — как можно спокойнее сказал он, хотя и у самого внутри все клокотало. — Никто не требует гладить врага по головке. И никто от своего долга отступать не собирается. Все мы поклялись Родине и партии жестоко отомстить фашистским разбойникам за все их злодеяния. С каждым годом, с каждым месяцем и днем наша ненависть к врагу росла. Это справедливое чувство вело нас вперед. Удваивались силы. Мы знаем: нельзя победить врага, не научившись ненавидеть его всеми фибрами души. Все мы, прямо скажу, стали злее и беспощаднее. И мы должны эту святую ненависть донести до конца, до полной победы над врагом.

Чапичев говорил о замученных и расстрелянных гитлеровцами раненых красноармейцах, о колодцах, заваленных трупами советских детишек, о гигантских могилах в Киеве, Минске, Могилеве и других городах. Он приводил многочисленные примеры фашистских зверств, ссылаясь на официальные акты советских государственных комиссий по расследованию злодеяний врага, называл цифры, даты, города…

— Вот и пусть пеняют на себя, — вставил рассудительный Шерстняков. — Любишь кататься — люби и саночки возить.

Присутствующие одобрительно зашумели.

— Молодец, Дмитрич, правильно толкуешь.

— Минуточку внимания, — продолжал Чапичев. — Я не кончил говорить. И о главном еще не сказал.

Бойцы снова насторожились. По прошлым беседам они помнили, что их агитатор умеет незаметно поворачивать разговор в неожиданном направлении. Бывает трудно узнать, о чем далее поведет он речь.

— Надо помнить, боевые друзья мои, что наша месть не слепа, не безрассудна, — твердо произнес Чапичев. — Во всяком случае, месть не самоцель и, если хотите точнее, не наше оружие. Месть — оружие слабых, а наша армия — сильнейшая в мире. Послушайте, что пишут центральные газеты: «Нельзя представить себе дело таким образом, — читал он выдержку из передовой статьи, — что если, скажем, фашистские двуногие звери позволяли себе насиловать наших женщин или заниматься мародерством, то и мы, в отместку им, должны делать то же самое. Этого никогда не бывало и быть не может. Наш боец никогда не допустит ничего подобного, хотя руководствоваться он будет отнюдь не жалостью, а только чувством собственного достоинства, которое всегда отличало русского воина».

— Мы с вами ведем сейчас бои за Бреславль, — продолжал Чапичев. — Это богатейший город с большим количеством предприятий, с огромными материальными ценностями — крупнейший экономический центр фашистской Германии. Здесь немало добра, награбленного гитлеровцами в нашей стране. И у кого не вскипит от негодования сердце при виде всего этого. Однако мы не будем в припадке слепой мести разрушать заводские сооружения, приводить в негодность станки на уже отбитом у противника предприятии. Правильно говорится в газете, что мы этого не делаем и не должны делать. От такого рода мести выиграл бы только враг. Все материальные ценности, взятые у противника, должны стать государственным достоянием. Наша месть — это беспощадное уничтожение фашистских войск, когда они мешают нашему победоносному наступлению. Мстите врагу, как ваш боевой товарищ рядовой Бессмертный. Вчера, вы знаете, он уничтожил десять гитлеровцев и помог очистить от врага почти целый дом.

В памяти у всех возник этот смелый подвиг. Командир приказал Бессмертному подползти к зданию, откуда враг вел сильный огонь, и забросать его гранатами, чтобы отвлечь на себя внимание противника. Отважный комсомолец вплотную подобрался к дому и бросил в окно две гранаты. Через минуту в Бессмертного полетели ответные гранаты, брошенные немцами из другого окна. Отважный воин ловко отскочил, укрылся за углом дома, потом влез через окно и, расчищая путь автоматным огнем, выбил гитлеровцев из комнат.

— Чем крепче, — говорил Чапичев в заключение беседы, — будет у нас дисциплина, тем значительней станет сила нашей мести ненавистному врагу.

…Немецкую девочку увели в санчасть. Чапичев в тот день не находил себе покоя. Вспомнил свою семью и дочурку. Как же тяжко было ей жить в оккупации, среди врагов, которые так безжалостны даже к своим детям.

Он писал домой письмо, удивляясь долгому утреннему затишью на передовой. Уже можно было мечтать о возвращении домой. Даже при самом отчаянном и безрассудном сопротивлении гитлеровцы больше месяца не продержатся. А там…

Прежде всего Якову хотелось насладиться тишиной. Забраться куда-нибудь в горы или в лесную глушь.

И вдруг в этот самый момент откуда-то из-под развалин дома, где располагались пулеметчики, донеслись звуки баяна:

Славное море, священный Байкал…

«На Байкал! Вот куда увезу я семью отдыхать!» — подумал Чапичев, вспоминая любимые места на этом удивительном озере.

Рука потянулась к планшету. Достал блокнот. С трудом отыскал страничку, где еще можно было на полях мелким почерком что-то втиснуть.