– Скучаешь?
– то ли по-своему понял гость, то ли пошутил, не знаю.

– Когда мне скучать? Я занят, - я и так считал, что достаточно занят. Не хочу ничего делать. Мне до сих пор было жутко вспоминать про Ника. Я, конечно, все понимаю, осознаю, но на душе все равно погано. Я каждое утро и каждый вечер слушал доклад Гайя о Нике. Все в порядке, но Нику там сидеть одному, да еще в таком месте месяцев пять. Это может его надломить.

– Тогда есть повод расслабиться, - у Чава всегда был ответ. Да, еще какой ответ!

– Никуда не поеду, - я был в себе уверен.
– Никуда.

– А ты куда-то собрался? Я ж тебя никуда не посылаю, - Чав пожал плечами.

Он до сих пор висел в воздухе. Крылья у него классные. А вот частичная трансформация лица не очень приятна в созерцании.

– Так что?
– я зевнул, но сердце уже быстро забилось, адреналин стал поступать в кровь.

"Не привередничай", - пожелал учитель.
– "Ты уже привык ко всему этому".

"Этому какому?", - я все же привередничал.

"Необычному", - учитель был со мной крайне терпелив.

Странно, чего это я такой ворчливый.

"Брюзгливый", - поправил наставник.

Как-то это меня отрезвило. Быть брюзгой, значит, быть старым. Уж этого мне не надо было ни за что. Хотелось быть молодым.

– Итак, пойдешь туда, - Чав указал крылом в направлении - и поговоришь с Антоном. Зайди, как бы мимоходом. Понял?

– И все?
– что-то не верилось мне, что хватит просто поговорить. Ну, не было у меня таких простых дел. Не верилось, что проблемы, которые стоили внимания Чава, можно решить с помощью разговора.

К Антону я пошел не сразу. Сначала написал Амели записку, куда и почему собрался. Затем зашел к Олгу под навес и посмотрел, как он творит маленьких зайчиков и медведей для восхищенного Глеба.

– Ты его кормил?

– Нет, твоя велела, чтобы ты покормил, - Олг выполнял все указания Амели в отношении Глеба.

Я покормил. Амели всегда права. Глеб радостно болтал ногами, и в итоге мы с Олгом были в каше и соке.

"Туда" оказалось в его комнату, в комнату Антона.

– Привет, - я постучал в двери и по русской привычке открыл, не дожидаясь ответа.

– Привет, - Антон спал, несмотря на самый разгар дня.

– Можно?

– Можно, - разрешил он.

Антон похудел. Страшно смотреть на этого парня еще более худого, чем раньше.

– Чего тебе?
– он был на грани того, чтобы меня выгнать.

Я подошел к окну, отдернул штору, открыл его настежь. Стало светлее и спокойнее. Но вот Антон не оценил моих усилий. Хорошо, что я привык к самому разному поведению своих собеседников. Антон бросился на меня и попытался придушить.

– Ты слишком слаб, - я отодрал его руки от своей шеи.
– Что такое, Антон?

– Мне тяжело, - признался он, а я смотрел и видел, что этот парень на грани надлома. Но потому как он смог признаться, стало ясно, он выправится. Здесь хватит и разговора, только вот разговора с кем-то умным.

– Ты поэтому худеешь?
– это я попытался по-дурацки пошутить. Придурок одним словом. Не руководитель я, не руководитель.

– Чего?
– не понял Антон.

– Тебе так тяжело жить, что ты сдохнуть от голода решил?

– Нет, - Антон осознал, что он мечта подиума. Твигги бы обзавидовалась.

– Так может сядем?

– Сядем, - Антон дополз до своей лежанки и опять собрался впасть в меланхолию.

Здесь пригодился опыт кормления Глеба. Я вывесился в окно и позвал Олга. Тот пришел с подносом и притащил Глеба. Веселая парочка Филина и Ворона валялась без сил и частично без перьев. Глеб в этом им сильно помогал.

– За маму, за папу, за Амели, - я кормил Антона, он сначала не сильно сопротивлялся, а вот потом весьма усиленно.

– Хватит, - вздохнул Олг.

– Хватит, - вздохнул я.

– Нет, - решил Антон и сам добровольно стал есть все, что еще оставалось в тарелках.

– Ты не жри столько, - посоветовал добросердечный Олг, вытирая лицо, заляпанное в тяжелой борьбе с Антовой анорексией.

– Ага, - Антон отложил вылизанную тарелку и принялся грызть кусок сыра.

– Так чего было-то?
– я все же желал знать, что может так отбить аппетит.

– Цели у меня нет в жизни, - жалобно сообщил Антон, не забывая уничтожать сыр.
– Раньше не было и теперь нет. Я весь целостный, а цели нет. Раньше мне было плохо, потому что я не понимал, кто я есть. Я сильно много хватал чужих личностей, а теперь я знаю, кто я есть. Но моя жизнь все также безрадостна.