На такую тушу для верности не менее двух рвущих на тряпки «пропилок»…

Отчего-то всё это звучит прямо-таки пулемётной очередью. В кустах — просто лосиная просека, танку на загляденье. В левом локте и боку обнаруживается боль. Так, мне что, — следует обмочиться от страха и боли, как раненому, и заорать? Осматриваю местность. Есть! Кусты драным лыком размётаны в виде неровного овала, открывая нечто бесформенное в своих недрах. Гадость-то какая! На всё про всё уходит менее секунды, и всё же нужно быстрее, быстрее…

Похоже, я всё-таки так и не стану сторонником мира во всём мире. То, что возлежит в кустах, даже лопатой собрать будет трудно. Что-то в трёх шагах справа от меня!.

Аха… Ща я его…

Ещё один, — долговязый, в залитой напрочь кровью «Аляске» и с жалкими остатками нижней части башки, нахально выставившей на обозрение окровавленные пеньки нижней челюсти, — уже готов…

Он вольготно и смирно полулежит у деревца. Этот явно мог «пришить» мне вещмешок прямо к хребту. Мог. Хитёр, гад! Просто присел и ждал, когда ж это я пробегу мимо. Хорошо, дружище мой скачет медленнее. Он-то его приметил и «приголубил».

«АК» — пятидесятых годов, не иначе. Приклад отпилен.

Вот это номер! Что ещё за Лавка древностей?

Секундный осмотр себя, дорогого. Ф-фуу, прям новее и целее нового. Просто жрать вам надо меньше, молодой человек! Чтоб падать было легче, — без ушибов и гематом. Всё-таки добрый центнер весите…

Сзади восторженным зубром пыхтит сияющий довольством Славик. Точно, — стрелял в «алясочника» и сразу же вместе со мною — по разлёгшемуся в кустах «фуфайкиному дяде», именно он. Успел, везде успел… Что и говорить.

Ну, теперь гордости мы не оберёмся, мил человек? Ждём похвалы и пряников?

Только из его «дубины» можно так разобрать человека, превратив в обгрызенную дауном погремушку. Ну, по жопе и подгузник. Тьфу ты, — по слонику и патрончик. Сколько раз говорил ему, идиоту, чтобы не пересыпал лишку пороха в заряд!

Быстро меняем позиции. Присели пониже — и ждём…

Стволы смотрят в разные стороны, — один туда, откуда мы так бодро прискакали, и один — куда так неразумно спешили. Две минуты, пять, семь. Всё, тихо вроде. Даже черви в земле притихли и жевать глину перестали. Гостей больше не будет. Теперь можно и о главном:

— Упырь, твою м-м-мать! Я думаю, мне сейчас ещё крупно повезло? И я должен ещё считать за благо, что, упокоив того ублюдка, пороховые газы из твоего «слонобоя» не прожгли в моей заднице дыру размеров в паровозный тоннель?! Так хорошо, что всё рядом со мною прошло! В аккурат бы мне сраку на ремни порвало!

Лыбится он, сволочь!!! Видели бы вы при этом эту жуткую рожу! Пожалуй, пупырчатая жаба выглядит гораздо умильнее, даже когда хохочет и скалится на свет всеми четырьмя зубами через один…

Я не выдерживаю, и мы оба взрываемся смехом, представив на миг описанную мною только что картину. Отпускает….

Только сейчас пронзает мысль: Шур! Я подпрыгиваю, хватаюсь за карабин. Куда бежать-то?!

«Где ж те следы, ведущие в пустыню»?!

— Идёт, слышишь? Не скачи, кузнечика раздавишь.

Верно. Производить столько шума при столь малом весе и жилистой худобе может только он. Значит, идёт, не скрываясь. И у него всё путём.

Первым на полянку из зарослей можжевельника кулём выпадает тело.

Камуфляж, средняя разгрузка и берцы. Всё это практически без ноги и с вдребезги развороченной грудью. Ух-х, как я люблю свою команду!!! Стаффы и пит-були просто невинные слезящиеся старухи перед их трогательным и бережным отношением к противнику! Следом выползает раскрасневшийся Шур. Рожа трескается и аж трещит от улыбки. Держу пари, — не иначе, в арсенале врага было что-то из ряда вон. Ну да. «Всего лишь» «Каштан».

Хорошо, конечно. Бога-аато… На зависть, что называется. Но вот стрелять из него ты будешь шишками, парень. Которые тебе твои знакомые белки насобирают. В моём арсенале нет таких «слив», уж извините!

Ёжкин куст, откуда явились эти засранцы?! Откуда такая дикая смесь архаичности и современности вооружения? Есть масса вопросов и на всё это имеется только один ответ. Из воинского арсенала.

Снова вспоминаю корабельный мат и долго, долго строю весьма куртуазные выражения. Похоже, изысканностью оборотов мне на этот раз удалось их даже слегка удивить.

По крайней мере, Вячеслав очень озадачен…

— С кем же это таким милым наша дорожка сегодня пересеклась? Гюльчатай, давай, доставай своё запасное личико… — Славик приседает возле своего, неузнаваемого даже папой-чёртом, «протеже», и сдёргивает с его тела в два приёма всё надетое, словно это ветхое, истлевшее за века могильное тряпьё, а не крепкая толстая ветровка, под которой виден ещё тельник и очень плотный, вдобавок сырой свитер.