Потому как она не в том, насколько ты силён физически, а насколько много ты знаешь и умеешь.

Чтобы убить человека, не нужны могучие мускулы и металлическая грудь. Для того, чтобы провести «операцию», не всегда обязательно снаряжать пять автобусов, битком набитых "орлами в броне".

И при этом превратить в рубленую капусту всех, кто находится поблизости, — тех же террористов вперемежку с заложниками.

История кишит примерами тщедушья, отправившего гнить не одну сотню тысяч…

Парни не виноваты, что по-другому не могут.

А вот мы — можем. Просто потому, что нас собирали из лучших.

Из тех, кого отбирали долго и тщательно, не ставя нас самих об этом в известность, но пристально следя за нашими "эволюциями"…

И поставив нас о своём выборе перед фактом.

А потом гоняли нещадно, — на уровне невозможного.

Двести пять человек — и несколько тысяч "пушечного мяса", обвешанного так, словно для атаки на звёзды.

Но мне это сейчас по барабану…

Если б ты, Вилле, не сказал этой фразы… Я мог пойти куда угодно, прояви ты достаточно такта к тому, чьи "простреленные навылет" мозги тебе известны…

Скажи лишь «сопроводите», или вякни "покажите гостю его апартаменты", я пошёл бы всюду, поскольку эти и схожие с ними фразы предполагают наличие какой-то свободы. Пусть мнимой, иллюзорной.

Да, я б убил всех, но сделал бы это как-то… медленней и проще, что ли?

…"Взять"… — да ты в своём уме, вечно любующийся собою фанфарон?!

Кого ты приказал «взять», сучара?! Словно отдал команду нетерпеливо ждущим её псам…

Поверь, я сейчас покажу, что от меня ты и твои холуи могут «взять»… И в каких объёмах и размерах…

…Я порву здесь всех, включая тебя, преисполненный собственной самонадеянной глупости селянин, и даже не наберу меж зубов клочков ваших порченых молью шкур…

…Как часто мне говаривала моя незабвенная маман, — "тебя, дурака, даже собаки боятся"…

…Пелена неистовой животной злобы падает мне на разорвавшееся кровяными бомбами сознание…

Но я не рычу и не пучу налитых кровью белков.

Я совершенно спокойно их закрываю.

Я закрываю их не спеша, почти параллельно с поднимаемыми вверх руками…

Во-первых, чтобы показать этим шакалятам свою полную покорность…

А во-вторых…

Во-вторых, мои сердешные, мне не нужно вас ни видеть, ни даже слышать, чтобы разбросать ваши останки, ваши клочки по этому гулкому и сырому, пахнущему машинным маслом и тиной, залу…

Я запомнил ваше расположение именно в те минуты, когда вы, остолопы, слушали, развесив уши, мои бесконечные словесные излияния.

И я предвижу с точностью до сантиметра ваши дальнейшие линии и направления движения.

Не стоит слушать долго заговаривающего вам зубы врага, если только вы не собираетесь с ним побрататься…

Теперь же я просто дождусь, когда первый из вас сделает в мою сторону свой первый и последний шаг…

…Всё в мире движется сообразно собственным характеристикам.

С собственными скоростью, энергией, частотой. С присущим лишь этому телу или предмету ускорением. Согласно веса, размера и способности к реакции на внешние раздражители.

Одним словом, говно плавает всё, но — по-разному.

В большом, в малом ли, — оно меж собой всегда разнится.

Но всё в этом подлунном пространстве имеет общее глобальное свойство.

Желает ли оно того или не желает, замечает или не замечает, но всё подчиняется одному единому, непреложному закону.

Всё в этой Вселенной движется по кругу…

И противопоставить этому нечего. Ни одно прямолинейное движение… или нападение не в силах преодолеть «магии» окружности.

Круг — это фигура всеобъемлющая. В неё можно всё вписать, всё можно ею ограничить, всё сковать и всё в неё заключить.

И тот, кто умеет создать из себя, своих движений и мыслей, очерченную замкнутую кривую, символ бесконечности бега времени и движения пространства, в состоянии оспорить любую выстраиваемую против вас «фигуру», любую комбинацию…

Кто видел хотя бы тот же балет, тот знает, о чём я толкую. И понимает, как завораживает, сколько срывает аплодисментов таинство ровного, отточенного фуэте опытного танцора…

Мне не дано танцевать партий Каменного Гостя или Спартака, но преподать свой «круг» я в состоянии. И пусть в нём нет того изящества, но вдосталь заложено смертельного и неожиданного.