"Не сделал", — я киваю тупо, как китайский болванчик, — мне отчего-то как-то неловко оттого, что я лишил кого-то и когда-то шанса и удовольствия увидеть меня идеально мёртвым…

"Да, не сделал. Ты принял мой «дар». Как и все вы. Легко и бесшабашно. Вот видишь, — всё сходится! Всё, буквально всё шло к тому, чтобы ты остался жить! Не для того ли я хранил тебя и тебе подобных? Не для того ли оставил жить, в то время как миллионы, сотни миллионов, ушли в «никуда»? Может, именно для ЭТОЙ минуты? Для ЭТОГО дела? Ведь ты ж не бросишь здесь умирать всех, кто тебе дорог, кто верен тебе, кто верит в тебя?!" — Его коварству воистину нет предела. Он пытается поймать меня на чувстве долга. Экая подлая тварь!

"Изыди ж ты, сволочь…", — у меня даже заныли зубы, так мне опостылело Его присутствие. "Не тычь мне в морду моей загнанной совестью, а?"

"А у тебя её нет, мил ты человек… Ты растерял её в тех лужах… нет, — в реках чужой крови! В тех горах трупов, что ты оставил на своём пути, праведник… Которые создал, позвав в покровители меня…" — Ехидство его слов прорывается даже сквозь серьёзность темы.

"Заткнись, гнида… Хватит. Я сделаю это… Но ты должен дать эту… как её? Клятву". — Эта «беседа» вымотала меня до предела. Я готов уступить Ему всё, что угодно, лишь бы никогда больше не видеть Его рожи.

"Какую же?" — Такое впечатление, что Он заведомо был доволен сделкой, каким бы ни был её исход.

"Что ЭТО я сделаю в последний раз…".

Он немного «подумал», — именно так я воспринял несколько секунд потери ощущения Его «присутствия», а затем почти удовлетворённо выдал:

"Ну, хорошо. Будем считать, что мы договорились. Сделай ЭТО, и я буду уверен, что ты отдал мне всё сполна. Все «долги», до единого".

"Все?" — мне не очень верилось, что Он наконец-таки отстанет от меня. Впервые за эти долгие годы.

"Абсолютно. Разве я когда-нибудь нарушал своё Слово?" — Он хитро прищурился.

"Проваливай. Я сделаю всё, как надо. И в последний раз". — Меня начинало лихорадить. Ещё немного, и я упаду от изнеможения. Тварь пьёт силы почище безводной пустыни.

"Я ухожу. Но учти, — попрощаемся мы с тобою только тогда, когда всё обещанное тобою будет исполнено, как договаривались. А пока… А пока, позволь, я сделаю на тебя небольшую ставку…" — Мне послышалось, или Он действительно довольно гадливо захихикал?! "Знаешь, мы там, у себя, любим иногда побаловаться… Ты отчего-то выглядишь предпочтительней. Пока выглядишь… А там посмотрим. Эй, ты!" — Он мотнул тому по-прежнему чавкающему скоту рогатым черепом.

"Давай, закругляйся там… Когда ты уже нажрёшься?! Пойдём"… — Спешно покидав в пасть какие-то особо лакомые куски, «Трапезник» лихорадочно, угодливо и безо всяких возражений собрал расстеленную скатёрку в узелок, прямо со всеми блюдами, и выскочил куда-то, тарахтя перевёрнутыми тарелками внутри узла. Наверное, помчался доедать где-нибудь в чужой душе.

"Ну, бывай, солдат. Не подведи меня…".

И оставив мне на прощание в воздухе запах серы, Он растаял.

Виски тут же отпустило.

…Я сидел опустошённым и выжатым, без сил и с осознанием того, что допустил какую-то непростительную слабость, которая стоила мне потери многих прежних ценностей и принципов.

Что-то горячее и влажное течёт у меня по верхней губе. Я инстинктивно смахнул ладонью неприятную субстанцию… и увидел, что рука в крови. Рассматриваю её пристально, будто вижу впервые. Перед глазами постепенно оживают обрывки разных сюжетов, в которых тоже была кровь. Но чужая. Интересно, сколько я пролил её именно в литрах? А в каплях? Если б даже за каждый литр давали по неделе тюрьмы… — да сидеть бы мне не менее трёх пожизненных, наверное…

Да плевать! Мне плевать на всё. Я — профессионал! Я буду делать то, что умею. Что умею и что хочу. И снова — так, как должен.

И пусть мне теперь точно не видать пушистых облачков и никогда не слыхать пения арф под сенью роскошных садов, ничто не заставит меня отступить. Как не могу уже отказаться от данного обещания. Он точно спросит.

Может, сиволапый рогач прав?

И мне стоит перестать играть в дурака, в эту идиотскую игру в миролюбие и никчёмный "гуманизм"?

Что и говорить, — я и сейчас убиваю. Убиваю вполне достаточно. И столько, что некоторым, я думаю, стоит счесть меня конченым животным.

Но сейчас…

Сейчас, пожалуй, стоит лить кровь уже не ради того, чтобы заявить о желании побыть в покое. Чтобы оградить от посягательств отдельных групп наши уклунки и чемоданы, набитые всякой полезной всячиной.

Теперь…

Хм, теперь кое-что существенно изменилось. Теперь мы должны выжить, как данность. Как класс, если это слово применимо к горстке людей, трусливо сбившихся в кучку на краю всемирной прожорливой трясины.

В конце концов, я действительно в ответе за тех, кого любил и люблю. Кому открыл когда-то двери и подарил призрачную, но надежду.