Ухмыльнувшись, Гедир бросает в нас пригоршню искрящейся пыли.

Раздается оглушительный «БАХ!», и мы с капитаном падаем на пятые точки. Питер скалится во все тридцать два зуба. Упивается превосходством.

— Ах ты старая грымза! — произносит он, и эти слова обжигают мне душу.

Забери меня отсюда, железка! — прошу я.

Не могу. Мои системы парализованы.

Как?!

— А так, карга ты старая, потаскуха, чтоб тебя, — говорит Питер. — Вы в ловушке. Не сбежите и меня не убьете. Не сможете…

Его вдруг охватывает пламя, и он сгорает у нас на глазах.

Повисает оглушительная, страшная тишина.

Глядя на труп сына, я реву от ужаса.

В комнату врывается новая армия телохранителей Питера. Мы рубим и стреляем. Рубим и стреляем. Роботы осыпают нас ракетами и поливают плазмой. Один из них хватается за меч, и миру меня перед глазами вдруг начинает вращаться.

Мне отсекли голову.

— Флэнаган, — бормочу я, но он не слышит меня, да я уже и не могу говорить.

Очухиваюсь в собственном — человеческом — теле. И кошмар начинается.

Я помню момент своего рождения.

Знаю, звучит неправдоподобно и, наверное, это ложная память, однако… Я всегда думал, а что, если я начал развиваться, пока был замороженной оплодотворенной яйцеклеткой? Что, если начал мыслить, еще не родившись?

Боль, кровь, крики матери, ее перекошенное от боли лицо.

Помню, как она кричала и выла, оставшись без кожи. Слезы, будто роса, стекали по полиэтилену, заменявшему ей кожу.

Помню мать спящей — она походила на ребенка. Прекрасное зрелище. Когда мы жили вместе на Земле, то, бывало, смотрели вечерами старые фильмы, и она засыпала рядом со мной на диване. Посапывала и похрапывала, пока я баюкал ее. Как же трогательно…

Знаю, во мне есть жилка насилия. Я, бывает, срываюсь, но хочу, чтобы меня запомнили как сильного, справедливого лидера, обеспечившего человечеству безопасность.

Но скорее всего я даже и не умру, хотя технически такое возможно.

В юности я посеял много семян зла. Сделал такое, чего делать не стоило. Однако вот я бог, у меня сила, о которой раньше и помыслить было нельзя. В этом-то и заключается причина всех моих действий, если не считать следующего факта: для действий причины мне не нужны. Власть — есть все. Прими ее, и она станет тобой.

Не оглядывайся, не сожалей, не оставляй бокал вина недопитым. Такова моя философия.

Я боюсь лишь одного — умереть душой, утратить способность наслаждаться жизнью. Потому и впадаю в крайности: изнасилования, пытки, убийства… Они придают жизни вкус.

Ага, чувствую, мать и ее пират прибыли на Землю. Но мы готовы. Их поражение расцветит мою жизнь новыми красками.

Мать пришла убить меня, но я не виню ее. Я немного с ней поиграю, запру ее разум в теле робота; ужасну своей мощью и властью, потом прощу. А Флэнаган умрет — захвачу его разум, стану пытать и под конец вовсе сотру, оставив от пирата лишь тело, пустую оболочку.

Но мать я пощажу. Мы снова будем вместе — как раньше, друзьями.

Я жду тебя, Лена…

Ну, хватит. Запиши эти слова и сохрани. Потом, когда мы победим, воспроизведешь.

Да, Гедир.

Флэнаган в с-ссскафандре, на с-ссстраховочном трос-сссе болтаетс-ссся в кос-сссмос-сссе и расс-сссказывает мне о с-сссвоем приключении, о великой победе.

В его голосе — грус-сссть. Отчего же не радос-сссть? Не понимаю, и от этого мне с-ссстановится больно.

— Что не так? — с-ссспрашиваю я, и ответ Флэнаган з-зззвучит пугающе:

— А куда я теперь? Куда, эх…

— Теперь ищи новые приключения. — Но Флэнаган будто не с-ссслышит.

И я умираю.

А потом воз-зззрождаюс-сссь и, прос-сссмотрев память предыдущей личнос-сссти по имени Алби, нахожу ее интерес-ессной: радос-сссть, надежда, удовлетворение жиз-ээзнью… а еще — с-ссстрас-сссть к путешес-ссствиям.

— Флэнаган, — говорю я, — прощай.

Я ус-ссструмляюс-сссь в открытый кос-сссмос-ссс быс-есстрее мыс-сссли. Мое тело вс-сссе ус-ссскоряетс-ссся, пока время и прос-ссстранс-ссство не с-ссстановятс-ссся одновременно вс-сссем и ничем. Я тихонько напеваю:

Звезды искрятся и манят светом из далеких глубин космоса, куда не забирался еще ни один человек. Но я лечу туда, в пустоту. Она бесцветная и все еще радует душу глубиной — там пока не бывал человек…