— К черту Грантмахера!

— Наверное, он не такой уж и псих, как вы все думаете.

Майкл промолчал, и Анна продолжила развивать свою мысль.

— Если в пустоши скорость — это что-то вроде религии, он, пожалуй, самый благоверный из вас, райдеров. Может тебе стоит пересмотреть свою позицию? А Майкл?

Он не ответил. Машина продолжала набирать скорость.

— Майкл?

Анна нахмурилась.

— Ты не хочешь разговаривать? Только не говори, что ты уже забыл…

— Помолчи!

— Что?

— Помолчи!

— Почему я должна молчать?

— Ты говоришь глупости!

— А я так не считаю! Я действительно думаю, что Грантмахер прав! Возможно тут все дело в суеверии. Ты решил, что определенная скорость бережет тебя здесь в пустоши, и не хочешь ничего менять. Но, если задуматься…

— Нет здесь никакого суеверия. Я опираюсь на опыт!

Анна проигнорировала его реплику.

— Мне кажется, что ты не правильно оцениваешь то, что здесь происходит. Ты уверен, что пустошь — это всего лишь место, пустая земля, где нет ничего, кроме странных капризов природы. А я думаю — она живая! Я удивляюсь, как ты сам этого не чувствуешь! Она может видеть и понимать. Может быть, стоит посмотреть на нее с этой точки зрения? Если она живая, можно попробовать говорить с ней. Попросить ее. Мы же не хотим от нее никаких даров, только проехать из одного места в другое. Я думаю, если она поймет это…

— О! Ты заговорила, как проповедник!

— Ничего подобного! Ты просто не понимаешь!

— Все я понимаю! Тебе нужен Бог, потому что ты к нему привыкла. Потому что на него всегда можно переложить свою ответственность.

— Вот уж неправда! Перед нами удивительное явление, которое невозможно объяснить ничем, что мы знаем. И оно хочет говорить с нами! Оно посылает нам все эти призраки в надежде, что мы поймем. Увидим то, что на самом деле очевидно!

Майкл сжал зубы. Проблема заключалась в том, что Анна была права. И, одновременно, ошибалась. Он много размышлял, стараясь объяснить себе, почему пустошь говорит с ним. Все то, о чем сейчас рассуждала Анна, приходило ему в голову, и он почти поверил в то, что пустошь, действительно, живая. Ну, почти поверил. На самом деле, Майкл больше склонялся к другому объяснению — религия. Бог, говорящий с ним, как много лет назад он говорил с Моисеем, блуждающим по пустыне. Он вел его, избранного из многих. Майклу нравилась эта идея — она была логична и тешила самолюбие. Существовала только одна проблема — все в нем восставало против слова «Бог». И он не мог понять почему. И не мог преодолеть этой странной враждебности. Вот и сейчас…

— Все это уже было, Анна. И ничем не кончилось.

— Не поняла.

— Год назад, в Санта Розита было около дюжины райдеров. Вначале, каждый носился, как мог. Кто-то исчезал, кому-то везло. Пустошь была разновидностью экстремального вида спорта до тех пор, пока не возник Греншо — лысый, с горящими глазами и дурной, как мартовский кот. Он говорил примерно то же, что и ты.

— Ну и что?

— Ему удалось заразить своими идеями остальных. Он проповедовал, что пустошь, это воплощение Бога у нас в Нью Мексико, что райдеры — это избранные, которых он хочет испытать, прежде чем сделает из них новых апостолов и прочее в том же духе. Мракобесие какое-то!

— А идея интересная.

— Да. Он пришел с этим ко мне и знаешь… Я стал первым апостолом его церкви. Сейчас даже вспоминать противно. Не понимаю, что на меня тогда нашло? Этот Греншо мог быть очень убедительным, а со мной он расстарался на славу. Да… Я прочертил Линию, и все мы ходили к ней молиться. Стадо идиотов. Но я действительно верил во что-то такое. Так бывает, когда страшно.

— И что случилось?

Майкл усмехнулся.

— Его церковь погубила бюрократия. Греншо стал выстраивать иерархию вокруг себя. Придумал обряды, посвящение — мы чуть не в бубны там били. Вобщем, я протрезвел и ушел от них. А через некоторое время свалили и остальные.

— Почему?

— Просто оказалось, что пустоши все равно, сколько раз ты ей поклонишься и что скажешь. Если ты не осторожен, ты исчезнешь и все. И вся религия. Церковь Греншо не дала райдерам то, что они ждали — она не явила чуда.

— Но, Майкл, я говорю совсем о другом!

— Сколько угодно. Ты можешь верить во что хочешь, в конце концов, говорят, это свободная страна. Но я в эти игры не играю.

— Ну и хорошо!

— Вот и отлично!

Анна немного помолчала, рассматривая свои ногти.

— Майкл?

— Да?

— Наверное, я трусиха. Мне очень хочется верить во что-то хорошее.

— Ты молодец.

— Иначе очень страшно.

Дорога убегала вдаль, и ей не было видно конца. Горы по-прежнему маячили у самого горизонта, не приближаясь ни на дюйм. Как будто это проклятое место застыло.

Тишину прервал Майкл.

— Кажется, мы меняем направление.

— Что?

— Посмотри на солнце. Мы снова движемся на север.

Анна посмотрела. Солнце действительно сместилось и находилось теперь слева от них. Яркий свет слепил ей глаза.

— Да, ты прав. Раньше оно было впереди.

— Странно.

— Это хорошо?

— Думаю, да. Если считать, что нам надо на северо-запад, а раньше мы двигались почти на восток — это хорошо. Даже не верится.

— Это все потому, что ты не хочешь верить в хорошее.

— Я не люблю верить. Я люблю видеть.

— Ну, теперь ты видишь?

— Да.

— Значит у нас все хорошо?

— Похоже на то.

— Я всегда это знала!

Майкл немного расслабился и принялся тихо насвистывать. Анна достала воду и сделала глоток.