Шрифт:
— Это их не воскресит.
— Вот невежа! — проворчал санитар. — И какой неблагодарный!
— А—а, так я еще и благодарить вас должен?! — Голос пленника дрожал от ненависти.
— Не обращайте внимания, святой отец. Девчонка сказала нам, что он коммунист.
Перекрестившись, священник приблизился к молодому мужчине, может быть, надеясь все—таки наставить на путь истинный эту заблудшую душу. А девочка еще крепче прижалась к отцовской груди.
— Господь тебя простит, если покаешься. Еще есть время…
— Каяться? В чем?
— В том, что в бога не веришь… — размеренно говорил священник. — В том, что коммунист…
— Я — фиделист…
— Это одно и то же!
— И не раскаиваюсь в этом, — закончил пленник.
— Жаль… Мы — армия освободителей и пришли возвратить вам свободу.
— Какую, интересно?
— Ту, что была у вас прежде.
Молодой мужчина готов был вцепиться священнику в глотку. До революции сии служители божий на эти болота даже не заглядывали, а теперь, видите ли, явились вместе с наемниками. Топчут страну и бахвалятся, будто несут ей утраченную свободу…
— На Кубе нет свободы, — твердил священник, — а мы пришли, чтобы вернуть ее вам…
— Все спланировано, предусмотрено и учтено, — поддакнул один из тех, кто привел девочку. — Скоро твои вожаки так драпанут — только пятки засверкают!
Другой поддержал его:
— На самолете удерут, бросив вас, или в посольстве каком убежища попросят…
Молодой мужчина, сдерживая бушевавшую в нем ярость, ответил, не повышая голоса, чтобы не испугать дочь, сидевшую у него на руках:
— Моим руководителям вполне хватает того, чего не хватает вам…
Договорить фразу он не успел: караульный подскочил к нему и что есть силы ударил по лицу.
Молодой мужчина вытер окровавленные губы и, успокаивая дочь, сказал:
— Не бойся, скоро у них будет жалкий вид.
— Заткнись! — истошно завопил санитар.
На некоторое время воцарилась тишина. Потом первым заговорил молодой мужчина, и никто не посмел его перебить.
— Я знал одного владельца сахарного завода. Он имел собственный автомобиль, самолет и яхту. Вот уж кто был поистине свободным. Захотелось — он садился в собственную машину или в самолет и путешествовал по островам. Или плыл на яхте в соседнюю страну, чтобы привезти к обеду какого—нибудь приятеля. Пообедают, и едут вместе охотиться… Это был очень свободный человек. Более свободный, чем, к примеру, птичка, которой ох сколько приходится полетать, чтобы найти пищу и не попасть в когти хищника. А крестьянин, которого я тоже знал, жил совсем иначе. И он, и его семья, как, впрочем, семьи других крестьян, обрабатывали землю, принадлежавшую свободному человеку. Но вот как—то раз собрались крестьяне да и сказали ему, что земля принадлежит им и отсюда они не уйдут. Так владелец сахарного завода, всегда ратовавший за свободу, тут же вызвал полицейских, и те, не долго думая, всадили четыре пули в упрямого крестьянина, подстрекавшего остальных к бунту, а потом избили и выгнали остальных. А свободный человек по—прежнему наслаждался свободой…
— Хватит! Кончай свою агитацию! — прервал его белобрысый караульный.
— Сейчас кончаю. Ну так вот, большинство людей не имели ни машин, ни самолетов, ни яхт, ни еды для своих детей, ни закона, который бы их защищал. И вот они восстали, и тот самый свободный человек лишился свободы, но зато тысячи бесправных впервые ее обрели…
— Ну и что ты хочешь этим сказать?
— А то, что мы сами добыли себе свободу. И не надо болтать, будто ее нам несете вы…
Священник подумал: «К сожалению, душу этого заблудшего уже не спасешь». Белобрысый судорожно сжал винтовку. Остальные, хоть и старались не вникать в «агитацию» пленника, чувствовали какую—то растерянность: выходило, что без самолетов, без оружия вряд ли чего добьешься на этой земле.
— Все спланировано… — тупо повторял санитар. — У нас лучшее оружие, лучшие самолеты, лучшие корабли, а главное — нас поддерживают американцы… — Под осуждающими взглядами своих соратников он понял, что сболтнул лишнее, запнулся и сразу попытался исправить свою ошибку: — Спланировали все точно. Сам должен понимать, что все учтено до мельчайших деталей…
— А мнение народа учли?
— Какого еще народа?
— Крестьян здешних, всех людей страны…
— Ерунда! Разве народ не предупрежден, что ему принесут свободу?
— Свободу владельца сахарного завода?
Теперь на молодого мужчину набросился белобрысый. Он бил его кулаками по лицу и истерично выкрикивал:
— Заткнись, мерзавец! Не смей болтать о моем отце!..
Старик не выдержал, с исказившимся лицом вцепился в его винтовку и потянул на себя.
Белобрысого оттащили, ему что—то говорили, стараясь урезонить. Священник крестился, невнятно бормоча молитвы. Потом все вдруг замолчали. Даже девочка, за минуту до того отчаянно кричавшая. Она потихоньку вытирала пальцы, залитые кровью отца.
А где—то неподалеку слышался рокот моторов, разрывы снарядов, треск пулеметных очередей. Родина защищалась, ибо народ жаждал настоящей свободы и мужественно отстаивал ее.
От расплаты не уйдешь
Юноша лежал, распластавшись в луже крови, которая уже успела засохнуть и потемнеть. Его долго, остервенело били, пока он не потерял сознания. Наконец один из палачей, схватив за волосы, приподнял его окровавленную голову:
— Облейте водой, надо, чтоб он меня услышал.